Глава из т.1 «С болью и любовью о современном человеке». «Слова», Блаженной памяти старец Паисий Святогорец. Монастырь святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова. Суроти, Салоники. Издательский дом «Святая Гора», Москва. 2002.
Сегодня большинству людей неведом вкус той радости, которую подает жертвенность. Люди не любят труд. В их жизни появились праздность, желание устроиться потеплее, много покоя. Оскудело любочестие, дух жертвенности. Если людям удается получить что-то без труда, устроиться потеплее, то они считают это достижением. Они огорчаются, если достичь легкой жизни им не удается. Но если бы они смотрели на все духовно, то радовались бы именно этому, потому что в этом случае им дается благоприятная возможность для подвига.
Сегодня все — и стар и млад — гонятся за легкой жизнью. Люди духовные стремятся к тому, чтобы освятиться с меньшим трудом. Люди мирские — к тому, чтобы заработать побольше денег не работая. Молодежь — чтобы сдать экзамены не готовясь, чтобы получить диплом, не выходя из кафе. А если бы можно было, сидя в кафе, звонить в университет и узнавать результаты экзаменов, они были бы очень этому рады. Да-да, доходят уже и до этого! Много юношей приходят ко мне в каливу и просят: «Помолись, чтобы мне поступить в университет». К экзаменам не готовятся, но при этом говорят: «Бог может мне помочь». — «Готовься, — советую я, — и молитвой проси Бога о помощи». — «А зачем, — удивляются, — разве Бог не может помочь мне и так, без подготовки?» Что же получается, Бог благословит твое лентяйство? Так не бывает. Бог поможет в том случае, если юноша читает, старается, но не может удержать прочитанного в памяти. Некоторые ребята не могут запомнить или понять то, что они читают, но все равно стараются, трудятся. Таким труженикам Бог поможет стать большими умницами.
К счастью, бывают и исключения. Один паренёк с Халкидики сдавал экзамены одновременно на три факультета и поступил на все! Причем на одном факультете результаты его вступительных экзаменов были самыми лучшими, а на другом он получил второе место. Но, несмотря на это, парень решил, что лучше пойти работать и тем самым разгрузить своего отца, который, обеспечивая семью, работал на рудниках. Поэтому учиться он не стал, а вместо этого устроился на работу и стал приносить в дом деньги. Этот человек — бальзам на мою душу. Ради таких юношей я готов умереть, стать землей. Однако большинство молодых попали под влияние мира сего и от этого испортились, повредились. Они выучились интересоваться только самими собой, думать только о себе — о ближнем они ничуть не задумываются. И чем больше ты им помогаешь, тем большими лентяями они становятся.
Вижу, что нынешняя молодежь замешана на воде. Одно они судят, другое рядят, третьим они пресытились. Но ведь сердце человека не устает и не стареет никогда. А они... Стать монахами для них тяжело. Жениться — страшно. Здоровенные парни приезжают на Святую Гору, уезжают, возвращаются опять. «Ах, — говорят, — да ведь и монахом быть тяжело. Каждую ночь вставать ни свет ни заря. Ни день, ни два, а постоянно!» Возвращаются в мир, но и там им не по душе. «Что, — говорят, — я буду делать в этом обществе, с каким человеком я соединю свою судьбу, если женюсь? Одни хлопоты и беспокойство». Снова возвращаются на Святую Гору, но, чуть пожив на ней, опять говорят: «Тяжело!»
Нынешние молодые люди похожи на новые машины, в двигателях которых от холода загустело масло. Для того чтобы эти машины завелись, масло должно разогреться — иначе ничего не получится. Несчастные юноши! Они приходят ко мне в каливу — не один и не два, а множество — и спрашивают: «Что мне делать, отец? Чем мне заполнить свое время? На меня наваливается тоска». — «Брат ты мой, да найди ты какую-нибудь работу», — говорю я, а в ответ слышу: «Дело не в этом. Деньги у меня есть. Зачем она мне нужна, эта работа?» — «Но апостол Павел, — говорю я снова, — пишет: «Аще кто не хочет делати, ниже да яст». Даже если у тебя нет проблем с деньгами — чтобы есть, ты должен работать. Работа помогает человеку разогреть масло своего двигателя. Работа — это творчество. Она дает человеку радость и забирает от него душевную тяжесть, тоску. Вот так, друг ситный! Найди работу, которая нравилась бы тебе хоть немного, и начинай трудиться. Попробуй и увидишь [как все изменится]!»
А некоторые ребята устают, но усталость восстанавливает их силы. Приходят ко мне в каливу молодые парни, садятся во дворе и устают от сидения. А другие со многим любочестием то и дело спрашивают: «Чем тебе помочь? Что тебе принести?» Я никогда не прошу ни о какой помощи. Вечером, после ухода посетителей я зажигаю фонарик и делаю все сам: приношу дрова, зимой растапливаю две печки, навожу порядок в доме и во дворе. Многие посетители оставляют после себя беспорядок — разводят грязь, бросают во дворе свои грязные носки.
Люди присылают мне тонкие носочки, я раздаю их посетителям, — они надевают их, а свои грязные носки бросают где попало. Я и салфетку им даю, чтобы они их в нее завернули, но они предпочитают бросать все как есть.
Я просил людей о какой-то услуге три раза в жизни. Одному пареньку я как-то сказал: «Мне нужно два коробка спичек из магазина в Кариес». У меня было четыре зажигалки, но я сказал ему это, чтобы доставить ему радость. Он прибежал радостный, запыхавшийся, принес мне эти спички, и усталость восстановила его силы, потому что он вкусил той радости, которая следует за жертвой. А другой в это время сидел на месте и устал от сидения. Люди стремятся ощутить радость, но для того, чтобы пришла радость, человек должен пожертвовать собой. Радость рождается от жертвы. Настоящая радость происходит от любочестия. А если возделано любочестие, то человек празднует, торжествует. Эгоизм, себялюбие — это мучение для человека, он застревает именно на этом.
Как-то раз на Святую Гору приехали два молодых офицера и сказали мне: «Мы хотим стать монахами». — «А почему вы этого хотите? — спросил я. — С какого времени у вас появилось такое желание?». — «А вот, — отвечают, — только что и появилось. Мы приехали на Святую Гору на экскурсию и теперь вот думаем остаться здесь насовсем. Там, в миру, кто его знает — может, еще война начнется!» — «Да у вас, — говорю, — стыда нет! «Может еще война начнется!» Да и как бы вы смогли уйти из армии?» — «Найдем, — отвечают, — какой-нибудь повод». Что они там найдут? Прикинутся душевнобольными или придумают еще что-нибудь... Да что тут говорить, что-нибудь точно найдут... «Если, — сказал я им, — вы идете в монахи с такими побудительными причинами, то уже с самого начала вы потерпели неудачу». А другим людям уже давным-давно ничего не мешает жениться, создать семью. Но они приходят ко мне и говорят: «А зачем я буду жениться? Разве создашь семью и воспитаешь детей в такие трудные времена?» — «Хорошо, — говорю я, — разве во времена гонений жизнь останавливалась? Никто не работал и не женился? Может быть, тебе просто лень создавать семью?» — «Я, — отвечает, — хочу стать монахом». — «Да ведь причина — твоя лень! Разве из тебя выйдет хороший монах?» Вам это понятно? Если девушка хочет стать монахиней, думая так: «А зачем я буду оставаться в миру, выходить замуж, рожать детей? Морока, беспокойство. Уйду-ка я лучше в монастырь. Буду делать что мне говорят, ответственности никакой, а если меня когда поругают, то я склоню голову пониже. Попробуй-ка, создай свой собственный дом в миру! А в монастыре будет все необходимое, отдельная келья, готовая еда и прочее...» — итак, если девушка думает подобным образом, то пусть знает, что она уже с самого начала потерпела неудачу. Это кажется вам странным? Не удивляйтесь, такие люди действительно есть. Знайте, человек старательный преуспеет везде. Старательный семьянин преуспел бы и в монашестве, а старательный монах — избери он путь семейной жизни — тоже бы преуспел.
Один юноша поступил в монастырь послушником, но от пострига отказывался. «Почему же, сынок, ты уклоняешься от монашества?» — спросил я его. «А потому, — отвечает, — что монашеская скуфья напоминает мне солдатскую каску!» Ты только послушай! Он не хотел становиться монахом, чтобы не носить монашескую скуфейку! Каску она ему напомнила! А он ее хоть когда-нибудь надевал, эту каску? Если и надевал, то всего несколько раз в армии во время учений — да и это то еще под вопросом! А где ему понюхать пороха на войне! Каску, она ему, видите ли, напомнила! Слышишь, что творится? Но что он забыл в монашестве? Скажи мне, пожалуйста, что за монах выйдет из человека, если он начинает монашескую жизнь таким вот образом? В конце концов этого несчастного где-то постригли в монахи, но толстую скуфью он так и не носил.
А в другой раз ко мне в каливу пришли два молодых человека, и оба с волосами чуть ли не до пояса. Хотел я им подстричь их гривы, но они не дались. Я куда-то спешил, поэтому вести долгие беседы не мог — только угостил их. А во дворе у меня гулял кот. Видит его один из этих длинноволосых и спрашивает: «А можно я кота возьму?» — «Бери», — говорю. Взял он кота и от меня они пошли в Иверский монастырь — час ходу. Полил дождь, но он в обнимку с котом пришел в монастырь, поднялся в архондарик и попросился переночевать. «С котами нельзя», — ответили ему, и тогда он остался сидеть на улице под дождем! Всю ночь! Если бы в армии его отправляли на час в караул, то он бы ответил: «Ой, нет, не могу!» А сидеть всю ночь на улице с котом — пожалуйста, может!..
А еще одного забрали в армию, но он убежал и приехал на Святую Гору. Пришел ко мне в каливу и сказал: «Я хочу стать монахом». — «Возвращайся, — говорю, — в армию, отслужи свой срок!» — «Армия!» — отвечает он. — Армия — это тебе не то что родимый дом!» — «Большое, — говорю, — тебе спасибо, голова молодецкая, что ты мне об этом сказал. Вот ведь оно оказывается как! Раньше-то ведь я об этом и не догадывался! Теперь и другим буду об этом говорить!» А родные парня все это время его разыскивали. Через несколько дней он снова пришел ко мне в каливу. Была Фомина неделя, раннее утро. «Ты мне нужен», — говорит. «Что ты хочешь? — спрашиваю я. — Ты на литургии где был?» — «Нигде», — отвечает. — «Сегодня — говорю,. — Фомина неделя, в монастырях служили бдения, а ты никуда не пошел? И хочешь стать монахом! Где же ты проболтался?» — «Я, — говорит, — переночевал в гостинице. Там спокойно, тихо, в монастырях всю ночь такой гвалт!» — «Ну и что же, — спрашиваю, -? ты теперь намерен делать?» — «Я, — говорит, — думаю податься на Синай, потому что стремлюсь к жесткой, суровой жизни». — «А ну-ка, — говорю, — потерпи маленько». Захожу в келью, беру пасхальный кулич, который кто-то мне принес, и опять выхожу к нему. «Вот, — говорю, — держи! Этот кулич очень мягкий, как раз для жесткой, суровой жизни, к которой ты так стремишься. Бери и уходи!» Такова-то нынешняя молодежь. Сами не знают, чего хотят. Не могут вытерпеть ни малейшего стеснения. Как же после этого они смогут пожертвовать собой?
Я помню, в армии, если возникала необходимость идти на какое-то опасное задание, только и слышалось: «Господин командир, я пойду вместо него! Ведь он человек семейный — если его убьют, то дети останутся на улице!» Солдаты просили у командира пойти вместо кого-то другого на опасное задание, на передовую. Они радовались оттого, что убьют их, но останется жив какой-нибудь глава семейства и его дети не осиротеют. А сейчас? Разве встретишь где-нибудь, чтобы человек шел на такую жертву? Если и встретишь, то крайне редко. Помню, как-то раз мы остались без воды. Командир нашел по карте место неподалеку, где была вода. Но там засели мятежники. Тогда он говорит: «Есть тут неподалеку вода, но идти очень опасно и света зажигать нельзя. Кто возьмется сходить и наполнить несколько фляг?» Подскакивает один солдат: «Я пойду, господин командир!», подскакивает другой: «Я!», за ним — третий. То есть вызвались пойти все! На дворе тьма-тьмущая, без света страшно, аж мороз по коже продирает. Командир растерялся даже: «Вы ведь не можете пойти все!» Я хочу сказать, что о себе не думал никто. Ни один из нас не попытался найти какую-нибудь отговорку, например: «Господин командир, у меня болит нога», или «у меня болит голова», или «я устал». Мы все хотели пойти за водой, а на то, что наша жизнь подвергалась опасности, мы внимания не обращали.
Нынешний дух — дух теплохладности. Мужество, жертвенность совершенно отсутствуют. Нынешней ущербной логикой люди все перевели в другую систему измерений. И видишь оно как: раньше люди шли в армию добровольцами, а сейчас, не желая служить, достают себе справку, что они психически больные. Прикладывают все силы к тому, чтобы не идти в армию. Разве раньше было хоть что-то подобное? У нас в армии был один лейтенантик, всего двадцати трех лет от роду, но какой же он был молодчина! Однажды ему позвонил его отец, отставной офицер, и сказал, что намерен попросить кого-то, чтобы с передовой этого парня перевели в тыл. Ох, как же раскричался лейтенант, когда тот ему об этом сказал! «Как же тебе не стыдно, отец, говорить такое? Это трутни отсиживаются в тылу!» В этом человеке была искренность, честность и отвага настолько исключительная, что она даже переходила границы — он бежал в атаку впереди других. Вся его шинель была насквозь изрешечена пулями, но несмотря на это он остался в живых. А увольняясь в запас, он взял эту шинель с собой, на память.
Я заметил, что нынешние дети, особенно те, кто потом идут в университеты, портятся уже в родительском доме. Будучи вначале хорошими детьми, они впоследствии делаются ни на что не годными. Они ни о чем не задумываются, у них есть какое-то бесчувствие. Их губят, портят их же родители, которые сами пережили трудные годы и чем. Родители не возделывают в детях любочестия, чтобы те радовались от лишений. Понятно, что все это родители делают с добрым помыслом. Да, подвергать детей бессмысленным лишениям — это варварство. Но помочь детям приобрести монашескую совесть — чтобы они потом сами радовались, испытывая какие-то лишения, — это, очень хорошее дело. Тогда как сейчас своей добротой, своей нерассудительной добротой, родители сами доводят детишек до отупения. Родители всё приносят своим детям на блюдечке, прямо в руки, даже воду подают. Они приучают их к этому. Они делают это для того, чтобы дети готовили уроки и ни на что не отвлекались, но таким образом делают их ни на что не годными — и мальчиков, и девочек. Потому что потом дети хотят получать все готовым на блюдечке постоянно, а не только тогда, когда они занимаются уроками. А начинается это зло с мам: «Учи, сыночек, учи! А я тебе принесу носочки, я тебе помою ножки! Скушай сладенькое, попей кофеечек!» Дети не трудятся и потому не понимают, насколько устала их мать, которая их обслуживает. А потом начинается: одноразовые тарелки, одноразовая одежда, [пиццерии, Макдональдсы] — завернуть кусок пиццы в бумагу и то не умеют! И так дети становятся совершенно ни на что не годными людьми. Потом им и сама жизнь в тягость. Шнурок развязался: «Мама, завяжи мне шнурок!» А пока мама им его не завяжет, чадо будет ходить с развязанным шнурком и на него наступать. Какого преуспеяния можно ждать от таких детей? Они непригодны ни для семейной, ни для монашеской жизни. Поэтому я советую матерям: «Не разрешайте детям читать целыми днями. Ведь они всё читают и читают и заморочивают себе голову. Пусть они делают перерывы в чтении на пятнадцать минут, на полчаса — и выполняют какие-то работы по дому. Так их голова будет хоть немножко развеиваться, приходить в нормальное состояние».
Эта дурная привычка нынешней молодежи проникла и в монашество. И сейчас видишь, как в канцеляриях монастырей сидит по семь монахов-секретарей — все молодые, образованные, а с ними вместе сидит и старый монах, который был на этом послушании раньше. Раньше в монастырях был один секретарь. Его образование часто ограничивалось двумя классами средней школы, но при этом он один справлялся со всей работой. А сейчас их семь и все так задыхаются от работы, что даже монашеское правило им выполнять некогда! Но ведь и старичка-секретаря они не отпускают, ему приходится сидеть вместе с ними и им помогать!..
Несчастных детей сегодня разрушают с помощью различных теорий. Потому они так взбудоражены, так заморочены. Ребенок хочет сделать одно, но делает другое. Он хочет пойти в одну сторону, но дух нашей эпохи уносит его в другую. Темные силы развернули страшную пропаганду, это они направляют ко злу тех юных, у которых в голове не хватает соображения. Некоторые учителя в школах говорят детям: «Для того чтобы быть инициативными личностями, не уважайте родителей, не подчиняйтесь им». Таким образом, они разлагают детские души. Потом дети не слушаются ни родителей, ни учителей. И они не виноваты, потому что считают, что должны поступать именно так. В этом их поддерживает и государство, их подталкивают к этому. А те, кому нет дела ни до Отечества, ни до семьи, для кого нет ничего святого, используют такую молодежь для осуществления своих планов. Вот это все и принесло много зла нынешней молодежи. Очень много зла! Доходит уже до того, что диавола с рогами молодежь считает своим лидером. Поклонение сатане очень распространилось. В некоторых дискотеках целыми ночами поют: «Сатана, мы поклоняемся тебе! Мы не хотим Христа, ты даешь нам все!» Как это страшно! Понимаете ли вы, что он вам дает, несчастные вы дети, и чего он вас лишает!..
Маленькие дети уже озлоблены — от кофе, сигарет. Разве увидишь на их лицах сияющий взгляд, Благодать Божию? Ох, как же был прав один архитектор, сказав группе юношей, которых он привез на Святую Гору: «У нас с вами глаза — как глаза дохлой рыбы». Этот архитектор приехал на Афон с группой ребят от восемнадцати до двадцати пяти лет — человек десять их было. Сам он обратился к Богу раньше, и потому ему было жаль тех молодых, которые живут в разврате. Некоторых из таких несчастных он приблизил к себе, уговорил их поехать на Святую Гору и сам оплатил им дорогу. Они шли ко мне в каливу, а мне как раз надо было куда-то идти, и мы столкнулись на тропинке. Я сказал им, что ухожу, но предложил немножко посидеть прямо там, где мы встретились. Только мы присели, как появилась еще одна группа детей, направляющаяся к моей каливе. Это были воспитанники Афониады. «Садитесь, — говорю, — и вы вместе с нами». Присели и они. Вот тут-то архитектор и говорит своим ребятам: «Вы ничего не замечаете?» Те удивились. «А ну-ка, — говорит он им, — сперва посмотрите в лицо один другому, а потом взгляните на лица этих детей. Посмотрите, как сияют их глаза! И посмотрите на наши с вами глаза — они все равно что глаза дохлой рыбы». И ведь правда! Когда я пригляделся, то понял, что он попал в самую точку: их глаза были как глаза дохлой рыбы. Мутные, неестественные... А глаза детей из Афониады светились! Ведь в Афониаде воспитанники кладут поклоны, участвуют в богослужениях. «Глаза — зеркало души». Поэтому и Христос сказал, что «светильник телу есть око». Сколько юных приходят на Святую Гору или в другие монастыри, становятся монахами, и, несмотря на то, что монастырская жизнь, скажем так, не сахар, они исполнены такой радости, что их лица излучают свет. А в миру у молодежи есть все, что хочешь, но она терзается, переживает адскую муку.
Отовсюду к нам дуют различные ветры. С Востока — индуизм и другие оккультные религии, с Севера — коммунизм, с Запада — целая куча различных учений, с Юга от африканцев — колдовство, магия и множество других моровых поветрий. Ко мне в каливу пришел как-то раз один паренек, избитый этими ветрами. Я понял, что ко мне его привели молитвы его матери. Мы побеседовали довольно долго, и в конце разговора я сказал ему: «Вот что, парень, найди духовника и поисповедуйся. Потом пусть он помажет тебя святым миром. Это будет помогать тебе сейчас, когда ты делаешь первые шаги в твоей духовной жизни. Тебя должны помазать святым миром, потому что ты отрекся от Христа». Когда я говорил ему это, несчастный юноша плакал. «Помолись, отче, — просил он меня, — потому что я не могу выпутаться из этого болота. Мне сделали промывку мозгов. Я понимаю, что сюда меня привели молитвы моей матери». Насколько же сильны материнские молитвы! Несчастные дети! Их опутывают всеми этими учениями и делают не годными ни на что. Потом их охватывает страх, душевная тревога и они ищут разрядку в наркотиках и тому подобном. Из одной пропасти — в другую. Да прострет Бог Свою руку [и остановит зло].
— Геронда, а есть ли польза от того, что этим несчастным говорят, что такие учения — сатанинские?
— Ну а как же! Конечно, есть. Только говорить им об этом надо по-доброму.
— А как такая молодежь может познать Христа?
— Геронда, но как же им помочь?
— Что может помочь им после того, как они говорят, что «Церковь свой век отжила»? Как только от человека услышишь нечто подобное, так сразу понятно, к какому взаимопониманию с ним ты можешь прийти! Однако те из молодых, у кого есть доброе расположение, получают помощь и приближаются к Церкви.
— Геронда, что получится из тех маленьких детей, что растут без дисциплины?
— Некоторые смягчающие вину обстоятельства у них есть. Их родители в детстве не понимали, для чего нужна дисциплина, и поэтому теперь они дают своим детям свободу, превращая их, таким образом, в настоящих маленьких хулиганов. Ты им слово — они тебе пять, да еще с каким бесстыдством! Такие дети могут стать преступниками. Сегодня детей совершенно развинтили. «Свобода!» «Не смейте трогать детей!» А дети рады-радешеньки: «Где, — говорят, — еще найдешь такой государственный строй?» То есть, некоторые стремятся превратить детей в бунтарей, которые не хотели бы зависеть ни от родителей, ни от учителей, ни слушать никого. Это на руку некоторым людям, дети-бунтари помогут им осуществить их замыслы. Ведь если детей не сделать [сейчас] бунтарями, то как их потом заставишь разнести все на мелкие кусочки? И теперь видишь, как несчастные дети стали уже почти бесноватыми.
Если свобода должным образом не использована в духовной жизни, то как она может быть использована в жизни мирской? Что ты с ней будешь делать, с такой свободой? Такая свобода — это катастрофа. Поэтому и с государством происходит сейчас то, что мы видим. Могут ли нынешние люди использовать должным образом данную им свободу? Свобода, если люди не в состоянии использовать ее для положительного развития, является катастрофой. Мирская эволюция в сочетании с этой греховной свободой принесла человеку духовное рабство. Свобода духовная есть духовная покорность Божией воле. Но видишь как: послушание есть свобода, однако враг по злобе своей представляет ее как рабство, и дети, — особенно отравленные бунтарским духом нашей эпохи, — начинают бунтовать. Понятное дело, ведь они к тому же устали от различных систем двадцатого века, которые, к несчастью, все больше и больше уродуют как природу — дивный мир Божий, так и людей — Божий творения. Эти системы начиняют души людей тревогой и уводят их от радости, удаляют от Бога.
А знаете, что нам довелось пережить, когда мы уволились из армии в запас? Да будь на нашем месте нынешняя молодежь, она разнесла бы все в пух и прах! Это было в 1950 году. Гражданская война только закончилась. Нас, солдат различных призывов, уволили в запас вместе. Один воевал четыре с половиной года, другие — четыре, третий — три с половиной. И вот пред-ставьте после стольких страданий на войне мы, приехав в город Ларису и явившись в пункты распределения демобилизованных, видим, что они уже забиты другими фронтовиками. Мы тыркнулись было в гостиницы, но и там отказали: «Солдатня, — говорят, — разве можно её впускать! Все одеяла перепачкают». А ведь мы предлагали заплатить им за ночлег. На дворе март месяц, холодно. На наше счастье, один офицер нас выручил, дай ему Бог доброго здоровья! Он пошел на железнодорожный вокзал, узнал, когда поезда приходят, когда уходят, когда соверша-ют маневры, договорился с железнодорожным начальством и нас пустили на ночь в пустые вагоны. «Ночью, — предупредил нас офицер, — вагоны будут маленько ездить туда-сюда, совершать маневры, но вы не бойтесь, до такого-то часа завтра утром они не уедут». Так всю ночь и прокатались взад-вперед. Наконец добрались до Салоник. Те, кто жил неподалеку, отправились по домам. А мы, остальные, опять пошли в пункты распределения, но и там яблоку негде было упасть. Опять по гостиницам — и опять безрезультатно. Помню, как я в гостинице просил: «Дайте просто стул — пересидеть ночь, и я заплачу вам вдвое больше, чем за кровать!» — «Нет, — отвечают, — нельзя». Они боялись, чтобы кто-то не увидел, что у них ночью в гостинице сидел на стуле солдат, и не донес на них. Значит, стой всю ночь на ногах на улице и подпирай стенку! И вот несчастные солдаты стояли на улицах возле гостиниц, на тротуарах, прислонившись к стене. На всех тротуарах — солдаты, как на параде. Тебе понятно? Да будь это современная молодежь, она спалила бы Ларису и в придачу всю Фессалию вместе с Македонией! Ведь они и сейчас-то, не испытывая никаких трудностей, что творят! Громят, захватывают школы, университеты. А тогдашним бедным ребятам такое даже в голову не приходило. Конечно, им было горько, но при этом помысла отомстить, сделать какое-то зло у них не было. А ведь на войне, в снегах, они пережили такие страдания! Несчастные были искалечены войной, — какая же жертвенность! — в конце концов, их «отблагодарили» ночевкой под открытым небом. Последнее «спасибо»! Вот я и сравниваю, какой была тогдашняя молодежь и до чего она докатилась сейчас. Не прошло еще и пятидесяти лет, и люди так изменились!..
Нынешняя молодежь похожа на брыкливого бычка, который привязанный пасется на лугу. Он постоянно натягивает веревку, потом выдергивает кол, к которому она привязана, пускается бежать, но за что-нибудь цепляется, окончательно запутывается и, в конце концов, его пожирают дикие звери. «Притормаживать», сдерживать ребенка надо, пока он еще маленький. Например, ты видишь, как малое дитя лезет на забор и может упасть, разбиться. Ты кричишь ему: «Нельзя, нельзя!» и в придачу даешь подзатыльник. В следующий раз ребенок все равно не подумает о том, что может убиться, однако о том, что можно получить еще один подзатыльник, он помнит и будет вести себя внимательно. Но сейчас ни в школах не наказывают телесно, ни в армии не бьют палками. Поэтому юные и мучают родителей и народ. А в прежние времена чем жестче были командиры в «учебке», тем большую отвагу солдаты проявляли в бою.
Юный нуждается в духовном руководителе. С ним он должен советоваться и его слушаться — для того чтобы идти вперед с духовной надежностью, избегая опасностей, страхов и тупиков. Чем старше становится человек, чем дольше он живет, тем больше он обогащается опытом — и своим, и чужим. У юноши этого опыта нет. Взрослый человек использует как и собственный, так и заимствованный у других опыт для того, чтобы помочь неопытному юноше избежать каких-то эксперименты на самом себе, но, слушая наставников, он обогащается.
Однажды ко мне в каливу пришли ребята из одного христианского братства (Во второй половине двадцатого столетия в Греческой Церкви господствовала идеология так называемых «внецерковных организаций» или «братств». Согласно этой, по своей сути протестантской, идеологии, монашество считалось явлением, чуждым Церкви. Святые отцы, особенно те из них, которые писали о глубинах духовной жизни, были преданы забвению. В середине 60-х — 70-х годов эта идеология стала изживать). Самоуверенно, до хрипоты они кричали: «Мы не нуждаемся ни в ком! Мы сами найдем свой путь!» Кто их знает, почему они стали такими? Видно, на них сильно давили, и потому они взбунтовались. Собираясь уходить, они спросили меня, как выйти на большую дорогу, ведущую к Иверскому монастырю. «Куда нам, — спрашивают, — идти?» — «Хорошо, братцы, — ответил я им, — вы сказали, что найдете дорогу сами, что вы ни в ком не нуждаетесь. Разве не это вы утверждали только что? Ну, с этой дорогой ещё ладно: если вы ее и потеряете, то, немножко помучившись, встретите чуть подальше кого-то еще, и он подскажет вам, как на нее выйти. Но как вы сами, без руководителя сможете найти другую дорогу, ту, что ведет в Горняя, возводит на Небо?» Тогда один из них и говорит: «Братцы, а батюшка-то вроде как и прав?»
Сегодня приходили студентки и просили меня: «Помолитесь, Геронда, чтобы мы сдали экзамены». А я им на это ответил: «Буду молиться, чтобы вы сдали экзамены на целомудрие. Это самое основное. После этого можно расставить по местам и все остальное». Правильно я им сказал или нет? Да, если сегодня на лицах юных видны скромность, целомудрие, то это великое дело. Весьма великое дело!
Какие же несчастные искалеченные девушки подчас ко мне приходят! Они беспорядочно живут в грехе с молодыми людьми, не понимая, что цели, которые те преследуют, нечисты. И таким образом несчастные становятся калеками. «Что мне делать, отче?» — спрашивают они меня. «Владелец кабака, — отвечаю я им, — хотя и водит дружбу с пьяницей, но дочь свою за него замуж не выдает. Прекратите греховные связи. Если те, с кем вы грешите, вас действительно любят, то они оценят это должным образом. Если же они вас оставят, то это будет значить, что они вас не любят, и вы не будете зря тратить время».
Лукавый использует юношеский возраст, в котором, к тому же, бунтует плоть человека, и старается разложить молодых в этот нелегкий период, который они переживают. Их разум еще незрел, они весьма неопытны и совсем не имеют духовных сбережений. Поэтому юный, находящийся в этом критическом возрасте, должен чувствовать, что ему постоянно необходимы советы старших. Эти советы нужны ему для того, чтобы не поскользнуться на сладкой горке мирского падения, которое угрожает тем, что будет впоследствии наполнять его душу тревогой и навеки удалит ее от Бога.
Я понимаю, что физически здоровому парню или девушке нелегко в юношеском возрасте находиться в таком духовном состоянии, чтобы не различать «мужеский пол ниже женский»?. Поэтому духовные отцы и советуют, чтобы мальчики не водили дружбы с девочками, насколько духовными ни были бы дети, потому что сам по себе возраст создает трудности и их юность использует искуситель. Поэтому для юноши предпочтительнее, чтобы за его духовное благоразумие и чистоту девушки считали его даже глупым (или для девушки, чтобы ее считали глупой юноши) , и таким образом взять на себя этот тяжелый крест. Ведь в этом тяжелом кресте кроется вся сила и премудрость Божия, и тогда юный будет сильнее Самсона и мудрее Премудрого Соломона. Идя по улице, юному лучше молиться и не глазеть по сторонам, даже если какие-нибудь родственники или знакомые это неправильно поймут и обидятся, посчитав, что он их якобы презирает и потому не стал с ними разговаривать. Это лучше, чем с любопытством глазеть по сторонам и быть неправильно понятым даже людьми мирскими, которые обо всем мыслят лукаво. После церковной службы юноше в тысячу раз лучше убегать от людей для того, чтобы сохранить свое духовное благоразумие и ту пользу, которую он получил в храме, чем сидеть и беспечно любоваться меховыми воротниками женщин (или девушке — галстуками мужчин) и духовно ожесточаться от того, что враг расцарапывает его сердце.
То, что мир, к несчастью, разложился, — это истина. И человек, стремящийся сохранить себя чистым, запачкается, где бы он ни оказался. Однако разница в том, что с современного человека Бог не взыщет так же, как Он взыскивал в древнюю эпоху с христианина, который хотел сохранить себя в чистоте. Необходимо хладнокровие, юноша должен делать то, что он может: подвизаться, избегать поводов ко греху. Во всем остальном поможет наш Христос. Разгоревшееся в душе божественное рачение настолько огненно, что обладает силой сжигать всякое иное похотение и всякий непристойный образ. Когда в человеке запылает этот огнь, тогда он будет чувствовать и те божественные наслаждения, которые несравнимы с любым другим наслаждением. Того, кто вкусил сей небесной манны, сладость диких плодов рожкового дерева оставляет совершенно равнодушным. Поэтому юный должен крепко взять в руки штурвал, осенить себя крестным знамением и не бояться. После малой борьбы он получит и небесное наслаждение. В час искушения необходима отвага и Бог чудесным образом поможет ему.
Старец Августин рассказывал мне, как новоначальным послушником он поступил в один из монастырей у себя на Родине, в России. Почти вся братия монастыря были стариками, и поэтому его послали помогать ловить рыбу монастырскому рыбаку, так как обитель жила за счет рыбной ловли. Однажды на берег реки, где они трудились, пришла дочь этого рыбака и сказала отцу, чтобы он немедленно шел домой по какому-то срочному делу. Сама она осталась помогать послушнику. Однако несчастной овладело диавольское искушение, и она, не осознавая того, что делает, бросилась ему на шею с греховными намерениями. Сначала Антоний — так звали отца Августина в миру — растерялся, потому что все произошло внезапно. Но потом он осенил себя крестом и воскликнул: «Лучше уж мне утонуть, нежели согрешить!» и бросился с берега в глубокую реку. Но Благий Бог, видя великую ревность чистого юноши, который, стремясь сохранить целомудрие, повторил подвиг святого Мартиниана, удержал его на поверхности воды, так, что он даже не намок. «Я бросился в воду вниз головой, — рассказывал мне старец, — но, несмотря на это, я и не заметил, как оказался стоящим на воде во весь рост! Даже одежда не намокла!» В тот момент он ощутил внутреннюю тишину и невыразимую сладость, которые совершенно уничтожили все греховные помыслы и плотское разжжение, возбужденные в нем поначалу от непристойного поведения девицы. Та же, увидев Антония стоящим на поверхности воды и пораженная этим великим чудом, расплакалась, раскаиваясь в своем грехе.
Христос не требует от нас чего-то великого, чтобы помочь нам в подвиге. Он ждет от нас самую малость. Один юноша рассказывал мне, что когда он был в паломнической поездке на Патмосе, диавол приготовил ему западню. Когда он шел по острову, одна туристка бросилась ему на шею и стала его обнимать. Тогда юноша с силой оттолкнул ее от себя и воскликнул: «Христе мой, я приехал сюда, чтобы поклониться святыне, а не для того, чтобы заниматься такой грязью!» После этого он убежал. Ночью в гостинице во время молитвы он увидел Христа в Нетварном Свете. Видите, чего он удостоился только за то, что оттолкнул от себя соблазнительницу? Кто-то подвизается долгие годы, несет немалые подвиги и еще вопрос, будет ли он удостоен чего-то подобного. А целомудренный юноша увидел Христа только за то, что противостал искушению. Естественно, это событие его весьма укрепило духовно. После этого он еще два-три раза видел Святых: Святую Маркеллу, Святого Рафаила, Святого Георгия. Как-то он пришел ко мне и попросил: «Помолись, отче, чтобы мне снова увидеть Святого Георгия. Мне нужно какое-то утешение — в этом мире меня ничто не утешает».
А теперь посмотрите на некоторых его сверстников — до чего только они ни доходят! Как-то раз ко мне в каливу пришел один юноша со своим дядей и попросил: «Помолись об одной девушке. Она сломала позвоночник в автомобильной аварии. За рулем был ее отец, он задремал и во что-то врезался — сам насмерть, а она покалечилась. Погоди, я дам тебе ее фотографик». — «Да не надо», — говорю. Но он очень хотел, чтобы я на нее посмотрел. Ну что же, уступая его настойчивости, беру я фотографию и вижу девицу, развалившуюся на полу, между двух парней, которые держат её с разных сторон! «Кем же она ему приходится?» — спрашиваю я юношу, указывая на одного. «Подружкой», — отвечает. «А другому? Он что, собирается на ней жениться?» — «Нет, — говорит, — они просто встречаются». — «Не сердись на детей, — говорит мне его дядя, — что с ними поделать, такова нынешняя молодежь». — «Молиться-то я буду, — подумал я про себя, — не о том, чтобы исцелился ее позвоночник, а о том, чтобы исцелилась ее голова, в придачу с твоей головой, пропащий ты человек!» Куда же подевалось приличие? Дядя должен был как следует отругать своего племянника! «Духовная» молодежь!.. Иметь духовника и докатиться до такого! Да даже если бы кто-то из тех парней на фотографии и собирался жениться на этой несчастной, то все равно недопустимо, чтобы девушка была так распластана между двух парней! И зачем было показывать эту фотографию мне? Этот молодой человек даже не подумал, что это нехорошо. Мне-то оно не повредит, но ведь это же нехорошо! Какие семьи создаст эта молодежь? Да просветит ее Бог, чтобы она опомнилась.
А с какой жертвенностью девушки соблюдали свою чистоту в прежние времена! Помню, как во время войны наше командование собрало из разных деревень гражданских жителей с мулами и заставило их перевозить для армии грузы. Пошел сильный снег, и эти люди оказались отрезанными на одной высоте. Мужчины наломали елового лапника и под заснеженными ветвями елей устроили что-то вроде навесов, чтобы хоть как-то защититься от холода. Женщины, бывшие там, тоже были вынуждены спрятаться под эти навесы, прося защиты у своих односельчан, у тех, с кем они были знакомы. Были там девушка и старуха из одного дальнего села. Им тоже пришлось укрыться под одним из этих еловых навесов. Но беда в том, что бывают такие неверующие и трусливые люди, что их не приводит в чувство даже война. Им не больно за своих ближних, которые калечатся или убиваются, но при удобном случае они стремятся даже совершать грех, боясь, что их убьют и они не успеют урвать от жизни удовольствия, хотя им, наоборот, следовало бы покаяться — по крайней мере, во время опасности. И вот один из таких неверующих трусов, которые думают не о том, как покаяться, а о том, чтобы согрешить, оказался под тем навесом, где укрылись девушка со старухой. Он начал приставать к девушке столь гадко, что та была вынуждена убежать. Она предпочла окоченеть от холода и даже умереть в снегах, но сохранить свою девичью честь. Несчастная старуха, видя, что девушка ушла и не возвращается, пошла по ее следам и нашла ее под навесиком часовни Честного Иоанна Предтечи, в получасе ходу. Честной Предтеча сохранил девушку, оберегавшую свою честь, и привел ее к своей часовенке, о которой она даже не знала. И что же сделал Честной Предтеча после этого? После этого он явился во сне одному солдату(Этим солдатом был Арсений Эзнепидис — будущий блаженный Старец Паисий. Описываемый случай произошёл во время Гражданской войны 1944-1948 гг.) и повелел ему как можно скорее спешить в его часовню. Солдат вскочил и поспешил в эту часовню. Та ночь была светла от снега, и он приблизительно знал, куда нужно идти. О, что за картина предстала перед его глазами! Старуха и девушка, по колено в снегу, уже посинели и окоченели от холода. Солдат сумел открыть дверь в церквушку, несчастные вошли внутрь и кое-как пришли в себя. У солдата не было никаких теплых вещей, кроме шарфа, который он дал старухе, и двух перчаток, которые он дал им обеим, велев по очереди менять руки. Потом несчастные рассказали ему о том искушении, которое привело их в эту часовню. «Хорошо, — спросил девушку солдат, — как же ты решилась бежать ночью, по сугробам, неизвестно куда?» — «Это, — ответила она, — было все, что я могла сделать. Я верила в то, что Христос поможет мне в остальном». Тогда солдат совершенно непроизвольно сказал: «Всё, закончились ваши муки. Завтра будете дома». Эти слова вырвались у него сами собой, от боли, а не просто для того, чтобы утешить несчастных. УХ, как же они обрадовались, услышав это! От этих слов им даже стало теплее. И действительно к утру следующего дня горно-транспортная рота расчистила дорогу и со своими мулами пришла на место. Тогда несчастных отпустили по домам. Такими юными дочерьми Эллады — не обнаженными от Божественной Благодати, но облаченными в Нее — надо восхищаться и хвалиться! А та скотина, — да простит меня Бог, — пошел к командиру и доложил, что, дескать, «солдат такой-то совершил взлом часовни и ввел в нее транспортные средства», то есть мулов! «Нет, — ответил ему командир, — не верю, он на такое неспособен!» В конце концов этот человек закончил тюрьмой.
— Геронда, те, кто хотел разрушить общество, взялись за его основы, корни — за детей. Они их развратили.
— Все это недолго продержится. Зло разрушает само себя. В России разрушили всё, но только посмотри, что там творится сейчас, после того, как прошли три поколения! Бог не бросает людей на произвол судьбы. И грехи молодых нынешней эпохи Он будет судить неодинаково с грехами молодых людей прежнего, нашего времени.
— Геронда, бывает, что молодые, живущие жизнью мирской, когда заходит разговор о вере, дают очень правильные ответы. Почему?
— У этих молодых было доброе расположение, но они не смогли себя остановить, увлеклись в мирскую жизнь. По причине этого доброго расположения они и дают правильные ответы о вере. Я хочу сказать следующее: например, человек хочет пойти по какому-то пути, но идти по нему не может. Однако к тем, кто по этому пути все-таки идет, он относится с уважением. Бог не оставит таких людей, потому что в них нет злобы. Придет время, и у них появится сила идти вперед.
— Геронда, а как можно найти подход к тем юным, которые сбились с пути?
— К ним надо подходить с любовью. Если присутствует истинная, благородная любовь, то она сразу же извещает о себе юных и обезоруживает их. Ко мне в каливу приходят молодые люди — ягоды с тысячи разных полей, с различными проблемами. Я встречаю их добрым словом, чем-нибудь угощаю, разговариваю с ними, и мы быстро становимся друзьями. Они открывают свои сердца и в ответ принимают мою любовь к ним. Некоторые несчастные так обделены! Они жаждут любви. Сразу же видно, что они не видели любви ни от матери, ни от отца. Они не могут насытиться любовью. И если тебе станет за них больно, если ты их полюбишь, то они забывают о своих проблемах, забывают даже о наркотиках, исцеляются от болезней и прекращают бесчинствовать, а после приезжают на Святую Гору уже как благоговейные паломники. Это потому, что они каким-то образом получают извещение о любви Божией. И видно, что у них есть благородство, которое пробивает брешь в твоем сердце. Они материально нуждаются, но, несмотря на это, не принимают денежной помощи от других, предпочитают найти работу, зарабатывать на жизнь, а вечерами учиться. Таким ребятам стоит помогать. В Салониках возле железнодорожного вокзала есть дома, где вместе живут много подростков — и мальчиков, и девочек. В одной трехместной комнате их жило пятнадцать. Все они из распавшихся семей. Одни воруют, а другие не могут этого делать, потому что у них есть любоче-стие. Сколько же лет я просил приблизиться к этим детям, помочь им! Я просил устроить какой-нибудь храм, чтобы собирать в нем этих несчастных. Сейчас на вокзале открыли маленькую церквушку в честь Святого апостола Филиппа-диакона — покровителя железнодорожников.
Так или иначе, я понял, что если человек с младых лет не использует те благоприятные возможности, которые ему даются, то этим пользуется диавол. Почему пословица говорит: «Куй железо, пока горячо»? Потому что раньше кузнецы сваривали железо не так, как сейчас: всяких там кислородных сварок и подобного этому не было. Кузнецы клали железо в огонь, опрыскивали его горячей водой с бурой, сковывали железяки между собой сразу же, как только вынимали их из огня — раскаленными, разбрасывающими искры. Такие куски железа сразу же сваривались между собой, если же они успевали остыть, то ничего не получалось, Я хочу сказать, что если юный отнесется равнодушно к данным ему благоприятным возможностям, а потом станет заниматься другими, судить, осуждать — так что от него удалится Благодать Божия, — то с ним произойдет то же самое, что с остывшим железом. В то время, когда есть божественная теплота, он — если, конечно, будет внимателен, — преуспевает. Поэтому родители должны, насколько это возможно, помогать своим детям, пока они еще маленькие. Дети — это чистые магнитофонные кассеты. Если на них будет записан Христос, то они будут с Ним всегда. Если же нет, то детям легче будет уклониться ко злу, когда они подрастут. Если человек получил духовную помощь в детстве, то он снова придет в себя, даже сбившись потом с пути. Если дерево пропитано олифой, оно не гниет. Если немного «пропитать» детей благоговением, страхом Божиим, то это будет помогать им всю жизнь.
Блаженной памяти старец Паисий Святогорец.
ВАЖНО: Все авторские матералы (статьи о воспитании, супружеских отношениях, чадородии), размещенные на этом сайте, отражают личную точку зрения автора и ни в коем случае не являются руководством к действию без благословения вашего духовника.
