ГЛАЗАМИ ОТЦА И МУЖА

Статья из журнала «ФОМА»

Мы предлагаем нашим читателям беседу с протоиереем Максимом КОЗЛОВЫМ, настоятелем Храма святой великомученицы Татианы при Московском государственном университете.

— Расскажите о себе, о том, как Вы познакомились с женой, о своей семье...

— Что ж, дела давно минувших дней, преданья старины глубокой. Мы познакомились более пятнадцати лет назад, я тогда первый год преподавал в Московской Духовной Академии, а матушка окончила Художественный институт, она театральный художник по образованию. Познакомились мы совершенно неоригинально, у общей знакомой, и никакой такой образцово-показательной истории рассказать я не могу. Тогда будущая моя супруга не была церковным верующим человеком в полном смысле этого слова. Но нечто в ее глазах, в душе, в поведении убеждало меня в том, что она в Церковь придет, что не может быть так, чтобы такой хороший, глубокий, значительный человек не встретил в жизни Христа Спасителя и в результате не оказался бы в Православной Церкви. Не могу сказать, что я в период нашего знакомства занимался миссионерством. Но когда мы подошли к тому, чтобы соединить нашу жизнь воедино, то сомнений в том, что это будет венчание, не было.

Все было без надрыва или каких-то перешагиваний через себя. Первая ее исповедь, первое сознательное причастие — все это произошло, и я никогда не забуду этого дня, когда в Великий Четверг мы первый раз вместе причастились Святых Христовых Таинств. Это было еще в советское время. Потом мы сидели на лавочке возле храма. Была очень поздняя Пасха — начало мая или конец апреля, мы просто сидели рядом, держа друг друга за руки, хотя еще не были венчанными супругами. Для меня это был первый опыт того, что такое семья как малая Церковь. Как хочется быть вместе в вечности и как хорошо любить человека и не расставаться с ним никогда!

Брак наш состоялся по благословению моего духовника, который стал и духовником Татьяны. У нас четверо детей, всё это девочки разного возраста — 14, 12, 6 лет и 3 года. Они девочки верующие, они очень разные, но все воспитывались как православные христианки и сейчас они прихожанки одного храма.

— А сколько детей, по Вашему мнению, должно быть в семье, чтобы можно было назвать ее многодетной? Вы считаете вашу семью многодетной?

— Нет. Наша семья не многодетная. Три-четыре ребенка в семье священника, вообще в семье православного христианина — это, наверное, нижняя граница. Шесть-семь — это уже многодетная семья. Четыре-пять — это еще нет, это обычная нормальная семья русских православных людей. Давайте немножко в другом ракурсе посмотрим. Царь-мученик и царица Александра, они что, многодетные родители? Можно ли сказать, что они являются небесными покровителями многодетных родителей? Нет, наверное. Мы принимаем это как нормальную семью, а не как многодетность или какой-то особенный подвиг. Нет, четверо-пятеро детей — это не многодетная семья.

— А с рождением детей для Вас с супругой появились какие-то проблемы, были какие-то тяжелые моменты?

— При рождении первой дочери было очень трудно, потому что мы были очень неопытными и рядом не было церковно старших людей, у которых был бы тот же опыт и которые бы могли внятным образом подсказать, посоветовать. Мне кажется, очень важно, когда у ждущей ребенка семьи есть знакомые, которые ходят в тот же приход и у которых уже есть опыт семейной жизни. Необязательно чужой опыт воспроизводить, но важно как можно больше узнавать, что делать с ребенком, какие духовные преткновения или подводные камни могут вам в этом встретиться.

Мы очень уставали, мы неправильно вели себя с ребенком. Мы пеленали, когда ее не нужно было пеленать. У нас были воспитанные советской медициной неправильные представления: что ребенка нужно кормить по часам, приучать его к некоторой террористической дисциплине, что ребенка можно испортить, слишком часто беря его на руки, и тому подобное. Ко второму, третьему, четвертому ребенку эти все глупости рассеялись, мы приобрели некоторый жизненный опыт. Но, к сожалению, старшей дочери досталось. Она у нас самая пострадавшая от нашей родительской неопытности, ее жальче всех из-за этого, конечно. Сейчас уже многое изменилось. Все-таки так мучить детей, как их начинали мучить с роддома — когда ребенка не приносили матери первые трое суток — так теперь в основном не делают, по крайней мере, сознательные матери сейчас с самого начала могут настоять на каком-то другом подходе...

Методом «тыка» мы шли, пытались по началу действовать по жестким правилам. Но на самом деле нет никаких правил, нельзя маленького ребенка испортить любовью, ему не может быть плохо на руках матери, на руках отца, его естественное стремление — быть не одному, а вместе с другими. Когда он хочет есть, — он хочет есть и не надо его мучить, он еще не может капризничать, у него не может быть чревоугодия в возрасте трех месяцев или полугода.

Но нам все это давалось с трудом. Девочка наша много плакала, мы сильно уставали. Мне много нужно было ездить в Академию. К тому же все это совпало с пожаром в Московской Духовной Академии, когда мы все в авральном порядке работали. Так что в основном попечение о старшей дочери, а потом и о второй ложилось на супругу. Но, по милости Божией, нас миновала самая главная опасность. Опасность, которая подстерегает молодую семью — это некоторое внутреннее отдаление, охлаждение.

Мужу очень важно после рождения ребенка не начать жить отдельной жизнью отца, который обеспечивает семью, зарабатывает, ведет внешне попечение. Необходимо помнить, что здесь, как и вообще в семье, все должно быть общим. Если просыпаться ночью, то нужно по очереди просыпаться, если ребенок хочет на руки, пусть он будет не только у матери, но и у отца на руках, если его нужно купать, купайте его вместе или по очереди. Это поддержание интереса и к друг другу, и к главному в семье. И для младенца это очень важно. Главное — внутренне не отделиться, не начать выстраивать «стеночку» для автономного бытия. Бывает такое автономное бытие у мужа, автономное у жены, тут только начни — потом можно оказаться в одном доме чужими друг другу, общаясь друг с другом только на бытовые темы, такая опасность после рождения ребенка существует.

— А были ли какие-нибудь забавные моменты в связи с рождением детей, которые бы Вас с супругой приводили в умиление?

— Этим как-то трудно поделиться. Это очень личное. Да, старшая дочь у нас корчила такие смешные рожицы. Еще она очень боялась, когда я чихал. Когда она начала ползать, если я вдруг чихал, она уползала в другую комнату. Для другого человека это ничего не говорящий эпизод, но нам он как-то очень запомнился. Но и второе, что родительскому сердцу всегда помнится: старшей было около полутора лет, и когда ее младшую сестру, только-только появившуюся на свет, привезли домой, она подошла и погладила ее с какой-то улыбкой приязни и приятия. А мы, начитавшись всяких книжек о детской ревности, о том, как важно не допустить антагонизма и еще не поймешь чего, мы этого как-то напряженно ожидали. Это осталось в сердце: как она подошла, погладила, как-то так улыбнулась от того, что другое существо рядом лежит.

— Люди по-разному относятся к многодетным семьям. Чувствовали ли Вы с матушкой недоброжелательность со стороны других людей?

— Нет, пожалуй. Дело в том, что мы ничего никогда не просили. Поначалу, когда я был преподавателем в московских духовных школах, когда был кризис в государстве, когда деньги хотя и платили, но они обесценивались, продуктов не было, мы жили очень бедно, но как-то жили, хотя социальных привилегий, кроме тех, которые как-то автоматически приходили, мы нигде никогда не просили. Мне казалось, что семьям церковного человека, которых тогда было не очень много, у государства ничего не стоит просить. Потом вообще вокруг было много людей намного беднее нас.

Наверное, если бы мы жили еще тяжелее, то вынуждены были бы просить каких-то льгот и приходилось бы сталкиваться с неприятием. Трудно было, но этого избегали. Единственный был эпизод, и мы это с улыбкой вспоминаем. Когда матушка должна была родить четвертого ребенка, и я вызывал соответствующий автомобиль, который должен был ее доставить, нас очень настороженно спрашивали: не в пьяном ли состоянии роженица, прописана ли она в Москве и т.п., то есть такое априорное восприятие: если четвертый ребенок, то это скорее какие-то алкоголики или бомжи.

— Многие считают, что многодетные семьи только у алкоголиков и лучше бы их детям не появляться на свет.

— Я могу сказать, что многодетные семьи сейчас находятся на двух полюсах. Это либо семьи религиозных людей, может быть не прямо церковных, но с некоторыми выношенными этическими воззрениями. По крайней мере, это осознанный шаг, люди идут на это осознанно, в таком случае нет проблем. Либо это семьи людей опустившихся, которые спекулируют на своих детях, эти люди пытаются получить некоторые социальные блага, как бы они ни были ограничены.

— А мнение, что детям алкоголиков лучше не появляться на свет?

— Это недопустимо. Вспомним, что отец Бетховена был алкоголиком. По этой логике мы лишились бы многих великих людей, без которых мы не представляем духовной истории культуры. Они просто не появились бы на свет. Но, конечно, поддержка таких детей — их социализация и ограждение их от их родителей — должна быть иной, чем нынче это имеет место в нашем государстве, когда для детей есть только два варианта — либо несчастное существование при родителях, либо чуть менее несчастное существование в детском доме. В идеале — усыновление их родственниками, что сейчас довольно редко бывает. К сожалению, это общая ситуация в нашем государстве: у нас о тех, кому трудно, пекутся менее всего.

— А как Вы считаете, не влияет ли количество детей на качество их воспитания?

— Конечно. Недавно на съезде молодежи о. Димитрий Смирнов совершенно справедливо говорил, что одного ребенка нормально воспитать невозможно. Я бы мягче сказал, что вне эгоизма невозможно. Единственный ребенок со многими скорбями воспитывается нормальным православным христианином. Конечно, единственный ребенок — это ненормальная ситуация. Отсюда, тяготение к авторитету вне семьи, к некоторому отрицательному детскому сообществу вне семьи, в классе, на улице, в фанатской группе или в музыкальном клубе. Это оттого, что дома-то не с кем говорить, только папа-мама, которые не воспринимаются как адекватные собеседники. Если есть братья и сестры, если все дома проговаривается и усваивается, то нет нужды в поисках внешних авторитетов.

— Связана ли многодетность с верой? Верно ли, что много детей бывает в основном у людей православных?

— Ну, еще у баптистов (смеется).

— А если бы Вы не были батюшкой с матушкой, у вас было бы все равно четверо детей?

— Я думаю, да. Это не было какой-то специальной установкой в связи со священством, тем более что двое старших детей у нас родились до моего рукоположения. Безусловно, есть канонические, этические нормы, которые предписывают священнику, клирику большую требовательность к себе и к своей семейной жизни, чем это в целом у православных христиан. Хотя это условность, нигде не сказано, что просто православный христианин и священник должны чем-то отличаться в отношении подхода к браку кроме единобрачия священника. Ну, у священника, в любом случае, одна жена, а во всем остальном нет никаких специальных правил, нет никаких отдельных предписаний. В этом смысле вряд ли у христианина вообще и у клирика должны быть разные подходы.

Психологически я не могу представить, как в нормальной православной семье может быть установка на то, что вот у нас будет один ребенок, потому что больше одного мы не выкормим. Это очевидное неверие Богу, расчет своих экономических, социальных, физических возможностей. Это неверие, с которым нужно бороться в семье, бороться с таким отношением к рождению детей. Другая установка —это «поживем друг для друга, поживем, пока молодые». Это установка журналов в блестящих обложках, а не православной семьи. Или еще — «поездим по миру или по стране, а потом будет за тридцать — будем думать о деторождении». Это установка западного социума, она не религиозна по своей внутренней сущности. Ну, или еще — жена делает карьеру, как же — она не успеет защитить диссертацию или потеряет хорошую должность.

Мне кажется, что в любом случае воздержание от детей в первые годы супружества — это нерелигиозная установка. Неправильна именно сама внутренняя установка, пусть даже она исходит из расчета дней, в котором деторождение не может совершиться, внутренне для семьи это пагубно.

Вообще, стремление в этой жизни воспринять только приятное, только радость — это то, о чем сказано в притче о богаче: «Ты все хорошее уже в этой жизни получил, ты так жил, что всю иную сторону бытия от себя отгородил: не хотел видеть чужого горя, чужих проблем; не хотел ничем делиться. Ты хотел только получать удовольствие, ты все его в этой жизни принял». Нельзя смотреть на супружескую жизнь, на мужа или на жену, на свое совокупное житие как на способ доставления себе наслаждения, не важно — плотского, физического, интеллектуально—эстетического или душевно-эмоционального. Поиск удовольствий и наслаждений — это путь нравственно неприемлемый для православного христианина. Поэтому пусть каждый трезво оценит, чем семья руководствуется сегодня, воздерживаясь от рождения ребенка. И уж во всяком случае молодой семье нехорошо начинать свое бытие с периода жизни без ребенка. Бывают семьи, которые хотят детей, но Господь не посылает, надо принимать волю Божию. Но вот начать семью с того, что отодвинуть то, что дает ей полноту, — это вложить в нее какую-то ущербность, которая потом как мина может сработать, в виде очень тяжелых последствий.

— А если во время беременности у женщины врачи обнаруживают какую-то серьезную патологию, что тогда?

— Помнить, как бы жестко это ни звучало, что и идиоты — вечной жизни наследники. Тот, у кого церебральный паралич, или синдром Дауна, или еще что-то, разве из-за этого лишится Царствия Небесного? И если почему-то по Промыслу Божьему ребенку отпущена от утробы матери такая болезнь, то христианин должен верой это принять. И как собственный жизненный крест понести того ребенка, который родился. Еще не факт, что он настолько больной, как нынче перестраховывающиеся врачи говорят, даже не при непременной болезни, а при возможности этой болезни.

Сейчас подход медицинский такой, что если ребенок только может родиться больным, родителям говорят: «зачем вам эти проблемы, вы же еще в таком возрасте, что у вас могут еще быть дети, вы сейчас уберите проблему, не человека убейте, а уберите проблему, а у вас потом все будет хорошо». Это абсолютно не христианский подход.

— Насколько тяжело для семьи воздержание?

— Это зависит от того, как люди шли к супружеству. Не случайно прежде была не только общественно-дисциплинарная норма, а церковная мудрость, что девица и юноша до брака воздерживались от близости. И даже когда они уже были обручены (когда обручение было разделено с венчанием), они уже были связаны между собой духовно, но физическая близость между ними не могла иметь место. Конечно, не может такого быть, чтобы что-то было безусловно греховно до венчания и стало нейтрально или позитивно после венчания, дело не в этом. А в том, что необходимость воздержания жениха и невесты, юноши и девицы до брака при любви и взаимном стремлении друг к другу давало им очень важный опыт — умение терпеть воздержание тогда, когда оно придет по естественному течению семейной жизни, в месяцы ожидания младенца, в первые месяцы после деторождения, когда очень часто все устремления супруги не к физической близости, а все попечения ее только о младенце, да и физически она будет к этому не способна и не готова. Те, кто себя внутренне приготовил в период жениховства, чистого прохождения девичества до брака, очень много приобретают. Я знаю в нашем приходе таких молодых людей, которые в силу разных обстоятельств — необходимости окончить вуз, получить родительское согласие на брак, обрести какой-то социальный статус — взаимно любя друг друга, проходили период до брака длиной в год, два, даже три, четыре.

Полюбили люди друг друга на первом курсе университета: понятно, что создать семью в полном смысле слова они еще не могут, тем не менее, проходят рука об руку в чистоте свой путь, как жених и невеста, в течение трех—четырех лет. Они смогут потом воздерживаться, когда им нужно это будет в семейной жизни. А если путь начинается, как, увы, это нынче бывает даже в семьях церковных, с блудных отношений, то это потом без скорбей не проходит. Потом, когда нужно будет учиться любить друг друга без телесной близости, без подпорки, которую дает телесная близость, это достигается в скорбях. Но учиться этому необходимо.

— Сейчас очень многие журналы и книги для будущих мам пишут, что во время беременности можно быть в интимных отношениях, то есть очень часто говорят о том, что воздерживаться не нужно, что это не мешает ребенку и матери. Как Вы к этому относитесь?

— Все зависит от того, что мы хотим заложить в своем ребенке. Период пребывания ребенка во чреве матери в значительной мере формирует его наклонности, привычки, навыки. Если более тонкие воздействия на него, скажем, состояние духа матери — с любовью или с отторжением она ожидает ребенка, климат в семье и просто отношение друг к другу, — все это сказывается на ребенке, которого женщина носит под сердцем, то тем более сказываются другие стороны ее бытия, бытия семьи. Если иные и пожелают видеть ребенка страстным, устремленным в сферу телесности, к половой жизни, светские люди, может быть, и хотят этого и считают нормальным и желанным для своего ребенка, для их мировоззрения это естественно, то христианин скорее будет стремиться видеть в своем ребенке воздержание и меру, захочет заложить в нем преобладание духовного над телесным.

Благоразумней поступит семья, которая вовсе откажется или минимизирует физическую сторону брака, заменив непосредственное телесное супружеское общение естественными проявлениями ласки, нежности, пребыванием друг с другом, которое тоже может давать полноту и душевной, и телесной близости. Мудрая жена и тактичный муж найдут, как пройти рука об руку, не отдаляясь друг от друга в этот период естественного воздержания при деторождении.

— Это такая проверка настоящих отношений между супругами?

— Да. О том и речь. Можете ли вы любить друг друга, если вам все время не подкидывать полешки, которые сам костерчик-то разжигают помимо ваших усилий. Сможете ли вы любить друг друга подлинным усилием? Или все держится на одной интимной стороне брака? Но ведь даже просто благоразумный человек подумает: а если что случится, если приболеет муж или жена, и он или она не сможет этого на протяжении какого-то периода своей жизни, то что тогда? Расставаться? Светские люди так и делают. Но для христианина это не основание для разрушения семьи.

— С высоты Вашего родительского опыта, от чего бы Вы предостерегли многодетных родителей?

— Во-первых, от того, чтобы осознавать себя особенными. Это редко бывает, но даже этим можно начать гордиться. Да нет, увольте, вы делаете то, что должны делать. Второе: нормальное количество детей в семье не освобождает от обязанности заниматься их воспитанием. Можно устать от своих детей и посчитать, что все у нас налажено, катится, выру—лится, в процессе жизни само собой утрясется. Но нет, должен быть такой же подвиг по отношению к третьему, четвертому, пятому, седьмому ребенку, как по отношению к первому. Нужно точно так же любить каждого ребенка, как первого, так же вкладывать в него силы, внимание, готовность слушать его, воспринимать его как личность, а не как седьмого, четвертого или очередного в семье. Бывает такое искушение усталостью, сопровождающее жизнь многодетной семьи.

— Раньше женщина считалась, прежде всего, хозяйкой, хранительницей семейного очага, а сейчас больше ценятся ее таланты, продвижение по службе, карьера. Что Вы об этом думаете?

— Для женщины могут быть естественны те сферы социального бытия или профессиональной деятельности, которые принципиальным образом являются расширением ее черт, свойств, функций как матери и жены. Мать не может вырастить детей, периодически не занимаясь их лечением. Женщина может быть врачом, хорошим врачом. Мать, естественно, учит и воспитывает своих детей, она может расширить это попечение до школы, детского сада, другого образовательного воспитательного заведения, включая высшую школу.

Для женщины естественно вносить умиротворяющее, стабилизирующее начало в жизнь семьи. Она может быть хорошим социальным работником, юристом, она может умирять и разбирать конфликты других людей, стараясь, как мать, утишить и утешить тех, кто скорбит, обижен, не столько с точки зрения формальных законодательных требований, но видеть глубже, чем буквы закона, дух этой ситуации. Так и дальше можно расширить. Женщина готовит дома, но она может готовить не только для своей семьи, она убирается дома и может это делать не только для своей семьи. Можно найти такие сферы приложения своих сил. Не нужно только стремиться заниматься тем, что этому прямо противоречит. Что противоречит семейной иерархии, то будет внутренне неестественно, за какими-то исключениями, и в ситуациях общественной социальной и профессиональной жизни.

Наверное, быть абсолютным начальником в той или иной сфере женщине не очень хорошо: иметь мужской коллектив или преимущественно мужской коллектив в своем попечении. Не хорошо быть в тех сферах, которые требуют жесткого рационального логического подхода, исключающего сферу душевности, сердечного попечения. Наконец, не надо работать в тех сферах, которые противоречат физическому бытию женщины как сосуда немощнейшего. Притчей во языцех в советское время были женщины — железнодорожные рабочие в оранжевых куртках, которые клали шпалы. Не нужно женщинам заниматься боксом, штангу поднимать или плавать так, что терять вид женщины и превращаться в какое-то страшное существо, утратившее всякие признаки женского пола...

— Скажите, а Ваша матушка не чувствует себя ущемленной в том, что не смогла реализовать свои таланты?

— Да, без скорби это не было. Как художница, как театральный художник по образованию, она скорбела, особенно в первые годы, о невозможности заниматься любимым делом, к которому, несомненно, есть дарование, но нет времени и сил заниматься на ту меру отдачи, которую предполагает художественное творчество. Живопись предполагает такую меру погружения, на которую нельзя выкраивать, предположим, час между сном и кормлением. Но в этом смысле дети утешают. И сейчас получается так, что одна из дочерей профессионально видит себя художницей.

Вот такое педагогическое попечение о ней — что она занимается тем же любимым делом — является утешением. Я думаю, что для многих женщин, особенно в большой семье, дети, которые наследуют профессиональное предпочтение родителей, могут оказаться поддержкой и утешением, возможностью вложить в них то, чему мы научились, но что по обстоятельствам жизни не смогли раскрыть в той или иной мере полноты. Главное — терпеливо ждать, где и как это может быть реализовано. Я припоминаю воспоминания матушки Марии Николаевны Соколовой, которая, получив в юности художественное образование, вернулась к иконописанию много десятилетий спустя, когда дети ее стали священниками. Как бы пронеся память об этом через несколько десятилетий, она на пороге старости вернулась к художественной деятельности и стала заниматься иконописанием.

Не нужно в себе ничего подавлять. Таланты, данные Богом, никуда не деваются, нужно просто ждать, что и когда может быть раскрыто и реализовано, и присматриваться, в каких формах это может найти свою реализацию.

— Говорят, что в Православии женщина подчиняется мужчине, это действительно так?

— В Православии не только об этом говорится, апостол Павел, по крайней мере, говорит о том, что мужья должны любить своих жен, беречь их как сосуд немощнейший, как существ более хрупких. Иногда мужья любят приводить цитату: «жена да убоится своего мужа», а все остальное, что читается на Таинстве венчания, почему-то опускают. А ведь, прежде всего, мужья должны любить своих жен. Образ соединения мужа и жены должен быть как образ Христа и Церкви, отношение мужа к жене должно быть таким же, как отношение Христа к Церкви, вообще значительно больше обязанностей именно на мужа возлагается в христианской семье. Именно обязанностей, а не прав начальствовать и топать ногами да говорить: «Делай, как я хочу».

Есть мудрое следование в церковном бытии тому принципу, который можно сформулировать словами одного современного богослова: «Мужчина и женщина равные, но разные». И когда с женщины снято бремя ответственности за принятие общесемейных решений, это настолько оздоровляет, настолько легче делает бытие самой женщины. Это то, что так хотят обрести сегодня люди в нецерковных семьях, когда мужья, увы, склонны устраняться от ответственности за то, что в семье происходит, когда несчастные жены берут на себя эту ответственность, оказывающуюся им часто не по силам — отсюда взаимные обиды, осознание неестественности функции каждого из супругов в таком союзе.

— В наше время многие женщины соглашаются рожать с обезболиванием или делать кесарево сечение, когда в этом нет необходимости. Правильно ли это?

— Я тут могу только повторить то, что думает моя матушка. Рождение естественным образом — это то, что наиболее здорово и необходимо для ребенка, и всякое вторжение в процесс родов даром для младенца не проходит.

— То есть нужно принимать страдания?

— Да. Тем более, если их принимать сознательно. Желание и роды принять незаметно — это из той же мировоззренческой схемы, что в жизни нужно устраняться от всего тяжелого и неприятного, а получать только удовольствие и доставляющее комфорт.

Семья, сознательно готовящаяся к деторождению, сможет подготовиться к процессу, сможет все воспринять должным образом. Тем более что теперь, по крайней мере в Москве, в роддомах практикуют более естественные физиологические способы деторождения. Теперь ведь не обязательно рожать горизонтально на кушетке, что практиковалось в советское время. «Кесарево сечение» может иметь место, но именно по медицинским показаниям, не нужно идти на него только для того, чтобы сделать матери легче.

— А присутствие мужа при родах допустимо?

— Это очень индивидуально. У нас в семье никогда не было такого внутреннего побуждения, но я, конечно, согласился бы, если бы матушка попросила. Мне кажется, это должно быть совместное решение семьи, выношенное и внутренне осознаваемое как необходимое, и тогда это может иметь место. Но это очень индивидуально. Здесь нет какого-то стандарта.

— Женщине с рождением ребенка достается больше всего испытаний. Маленький ребенок требует много внимания. Фактически все силы уходят на него. Как быть, чтобы в какой-то особенно напряженный момент не сорваться на мужа? Как научиться спокойно решать проблемы?

— Конечно, женщина тратит на ребенка больше сил, она же кормит его. Кстати, безусловно, нужно все усилия приложить к тому, чтобы мать сама кормила ребенка. Это доступно 90% женщин. Молока, как правило, не хватает тем, кто имеет установку на некормление. Это, говоря медицинским языком, психосоматика, когда женщина подспудно готова к тому, чтобы не кормить — не хочет этого, боится или желает, чтобы это скорее кончилось. Тогда молока и не хватает. Надо максимально устраняться от искусственного вскармливания на первых месяцах, а желательно — и на первом году жизни.

Первый месяц—полтора у женщины еще есть запас физических сил и облегчение после беременности, ей на самом деле легче, чем на восьмом, девятом месяце, с младенцем рядом, чем с младенцем внутри, а потом нарастает усталость, особенно связанная с недосыпанием, но и вообще усталость. Помогает молитва. Когда женщина кормит ребенка нормально, не из бутылки, а грудью, то она может молиться в это время. Просто читая Иисусову молитву, или напевая молитву, которую она знает. Часто мать просто не в состоянии вычитывать утреннее и вечернее правило в период кормления грудью. Даже те, кто помнит молитвы наизусть, редко могут так сосредоточиться на их развернутом тексте, чтобы прочитывать их сознательно. Тогда можно молиться короткими молитвами, но чаще. Это помогает сознательно переживать день не просто как череду физиологических процессов у ребенка, а и духовно переживать.

Второе. Надо вопреки всему стараться продолжать общаться с мужем, надо разговаривать. Во время того же кормления, утром перед уходом мужа на работу или по возвращении вечером, или ночью, когда вы вместе проснулись около ребенка, проговаривать, что происходит, что вы переживаете. Поделиться этим не в форме претензии: я-то так, а ты что же! — а просто как опытом дня, который жена сегодня приобрела. В этом смысле как бы мужу ни было трудно (ну, священнику, допустим, служить завтра, другому — читать лекции или еще что-то делать), хорошо матери с ребенком не быть отдельно от мужа.

— А если у женщины послеродовая депрессия?

— Депрессия на нормальном аскетическом языке — это уныние.

— Но ведь это может быть вызвано физиологическими процессами?

— В этом смысле это особенная вещь. Но христианка, в отличие от человека нецерковного, обладает средствами борьбы с этим. Во—первых, она сознает это не как депрессию, а как уныние, как недолжное собственное состояние, и уже осознание того, что это неестественно, что я должна с этим бороться и ничему не потакать, — это уже начало выздоровления. Способы преодоления такой депрессии для каждой семьи индивидуальны. Какого-то стандартного совета нет. Нам очень помогало в таких случаях вместе гулять. Даже ночью или поздно вечером, когда вот так тяжело становилось, брали ребенка в коляску, не важно, какое время года, — и шли гулять. Ночью. Мы же не в тайге живем. Медведи не ходят. Хоть и преступность есть, но не настолько, чтобы на родителей с коляской нападали. Брать ребенка и идти гулять — жизнь продолжается. Спать нельзя, настроение плохое — значит идем на воздух. Нас это отрезвляло. Мир Божий хорош — снег падает, луна светит или фонари, ночная Москва...

— Очень часто мужчины, даже сознательно подходящие к рождению ребенка, испытывают некоторый шок при его рождении — появляется какое-то существо, они к этому долго привыкают... С Вами такого не было?

— С первым ребенком — да. Страшно взять на руки, боишься, что голова оторвется или уронишь, или так надавишь, что все органы внутренние повредятся. Тут самое важное — сделать усилие. Есть два выхода из этой ситуации. Все, я этого не могу, я в стороне, я сделаю все, но только не касаясь ребенка. Это путь тупиковый и очень опасный. Для отца и ребенка вот эти физические соприкосновения — купание, ощущение близости отцовских рук — это то, что в значительной мере закладывает будущие отношения. Это дает ощущение родства и близости. Здесь есть еще такой момент — женщина, как правило, любит ребенка сразу, как только он родился — вот потому, что он уже родился. Она все это претерпела, она его видит, она его не может не любить.

Я помню первую записку матушки, когда первая дочка родилась. Матушка написала, что она была прекрасна, хотя я знаю, что она в этот момент была во всякой там смазке, вообще дети не прекрасны в обычном смысле слова в момент рождения. Отец начинает любить ребенка в процессе попечения о нем и, как правило, чрезвычайного эмоционального отношения при виде комочка, только что вынесенного из роддома, не испытывает (если только это не долгожданный, после долгих годов бесплодия родившийся сын). Начинает его любить по мере того, как он вкладывает в него собственную любовь и попечение. Обязательно их нужно вкладывать, не в попечение вокруг ребенка, а в попечение о нем. Это потом всю жизнь будет помогать.

Беседовала Елена ЧУБЫКИНА

---