«...Ничего не страшно, все ясно, все
чудесно, все предусмотрено, всё — ведется...
и всё — так надо…»
Иван Шмелёв.
«Куликово Поле»
— Тётя Ена, я хочу ш Вами оштаться...
Из голубых Васиных глаз слёзы катились огромными стеклянными бусинками. «Тётя Лена», которая сама была готова вот-вот зареветь, не могла в это поверить. Как! Вася, этот невероятный «патриот» собственной семьи, готов остаться с ней и оставить своих любимых папочку и мамочку?! Отец Николай, муж её сестры, неудоумённо посмотрел на сына — такого он не ожидал услышать. Он приехал в Москву на несколько дней по делам и, уступив просьбам Елены и её мужа, прихватил с собой четырёхлетнего Васю. До отхода поезда оставалось минут десять. Мимо пробегали опаздывающие пассажиры, катились тележки, и ровным счётом никому не было дела до маленького заплаканного мальчика.
— Васенька, ведь ты так просил маму о братике, неужели ты допустишь, чтобы он родился без тебя, ведь он должен вот-вот появиться... И потом, ты же сам говорил, что скоро весна, и вы с папой должны выстругать меч...
— ...И лук ша штрелами... — Вася на минутку оживился.
У тёти Лены немножко отлегло от сердца. «Ну вот, кажется успокоился», — облегчённо вздохнула она, но через секунду опять услышала:
— Тётя Ена, я хочу ш вами оштаться... — прошептал он, обнимая её за шею маленькими крепкими ручками, и пряча лицо в складках её пальто.
Глядя на его беленькую головку, Лена вдруг вспомнила его маму, любимую сестру, которая всё ещё оставалась для неё ребёнком.
«Интересно, сколько ещё лет должно пройти, прежде чем я начну относиться к ней как к взрослому человеку?» — подумала она.
* * *
Лене было 8 с половиной лет, когда ей сообщили невероятную новость — у тебя родилась сестричка! Склонная к унынию и депрессии с самого детства, Лена вдруг испытала ни с чем не сравнимую радость при этом известии. Очень похожую радость она испытала много лет спустя, когда пришла к вере. Но до этого было ещё очень далеко, а пока, младшая сестра на много лет стала самым ярким и значимым событием её жизни. Ей нравилось всё в ней — беленькие кудряшки, кроткий нрав, умение не шкодить и не причинять окружающим никаких беспокойств — словом, всё то, что у самой Лены напрочь отсутствовало. Мама с папой так устали от бесконечных «приключений» старшей дочери, что рождение «маленького ангела» было весьма кстати.
Вика (так, после долгого семейного совета было решено назвать «маленького ангела») примерно с пяти лет начала подавать большие балетные надежды. Она как-то умудрялась становиться на большие пальцы ног и часами расхаживать по комнатам, делая при этом невероятные выкрутасы руками и давая понять всем присутствующим, что меньше, чем на Плисецкую, она не согласна. Все друзья и знакомые так её и прозвали — «Вика-балерина».
По этой ли причине, или по какой-то другой, но после третьего класса её отдали в балетное училище, где обнаружились её, действительно, недюжинные балетные способности.
«Да...я бы так ни за что не смогла» — думала Лена, глядя на то, как сестра изнуряет себя невероятными физическими нагрузками и нечеловеческой диетой. Но балет, который стал для Вики чем-то вроде идола и смыслом жизни, требовал всё большей и большей отдачи, и на меньшие жертвы не соглашался.
Занятия балетом не оставляли времени ни на что другое и Лена, лишенная возможности проводить с сестрой время как раньше, чувствовала себя опять покинутой и ненужной. Единственная возможность пообщаться была по дороге в училище и обратно, куда Лена водила маленькую сестру с самого первого дня. А тут ещё появилась подружка, с которой Вика не расставалась ни на минуту, и которая часто оставалась у них ночевать или забирала Вику к себе.
Удивительно, но несмотря на почти девятилетнюю разницу в возрасте, Вика вызывала в Лене (да и не только в ней, а и в родителях тоже) чувство глубокого уважения. Да-да, так уважают только взрослых и достойных людей. Была в ней какая-то собранность, обязательность, не по годам серьёзное отношение ко всему. Может быть поэтому, когда маленькая Вика принесла из дома (как выяснилось, верующей) подружки Евангелие и две иконки и с невозмутимым видом принялась Его штудировать, домашние отнеслись к этому с пониманием и (что особенно невероятно!) без иронии. Такое событие в семье двух (хотя и не «идейных») коммунистов в начале 80-х годов выглядело более чем странным.
Лена к появлению Евангелия осталась равнодушной, но на иконки время от времени поглядывала и просила чего-нибудь для себя. Потом она привыкла обращаться к кому-то абстрактному, и даже заметила, что если очень сильно «взмолиться» (например, на экзамене), то этот кто-то очень даже помогает и всё получается как надо.
Шли годы. В стране произошла «перестройка». Стало «можно» свободно ходить в храмы и молиться, но ни Лена, ни её сестра не спешили воспользоваться этой возможностью. Для них всё ещё оставался открытым вопрос «зачем?!»
Из «маленького ангелочка» Вика постепенно превратилась в стройную симпатичную девушку, на которую стали оглядываться мальчишки. Но её единственной любовью по-прежнему оставался балет. Тут было не до кавалеров.
«Религиозные» увлечения остались в далёком детстве, а без упорства и здоровой доли честолюбия, как она понимала, в балете делать было нечего. Ну не танцевать же всю жизнь «пятым лебедем в третьем ряду», в самом деле!
Лена, напротив, после неудавшегося поиска «вечного праздника жизни» и сползания в беспросветное уныние, — всерьёз стала задумываться для чего же она всё-таки живёт.
Однажды ноги сами понесли её на исповедь в храм, в котором её когда-то в младенчестве крестили. Зачем она это делает и что будет говорить на этой самой исповеди, Лена понятия не имела. Просто чувствовала, что не сделать этого она уже не могла. Встав в длинную очередь исповедников, Лена с ужасом ожидала, когда подойдёт её черёд. Батюшка выглядел очень строгим, толстые стёкла его огромных очков, казалось, «сканировали» её насквозь. Видимо, поняв с кем имеет дело, батюшка сходу начал задавать вопросы, от которых у Лены просто перехватило дыхание. Как мог он знать её грехи?! Как мог он знать о чём так боялась она рассказать незнакомому человеку?! И вдруг, горячие слёзы стыда и благодарности кому-то неудержимо хлынули из её глаз и она почувствовала, что всё уже не будет так, как прежде, что что-то новое появилось в её жизни и больше никуда не уйдёт...
Вскоре после этого события Лена преехала жить и работать в Москву. Будучи дочерью военного и проведя большую часть жизни в переездах, Лена не была привязана ни к одному городу, за исключением, может быть, Баку, где прошло её детство. Даже родной Киев, где жили все родственники, не вызывал у неё особых эмоций. Но в первые же после переезда дни её не покидало чувство, что после долгих странствий она наконец-то вернулась...домой!
Москва дарила радость узнавания и ощущение сопричастности чему-то родному, давно забытому и вернувшемуся вновь из детства. Через пол года Лена окончательно воцерковилась, появились новые верующие друзья, духовник о.Владимир. Он восстанавливал старинный храм в Подмосковье и каждые выходные Лена проводила в новой общине. Вскоре ей даже позволили «подпевать» на клиросе...
* * *
Когда Вика была на предпоследнем курсе, по балетному училищу пронёсся слух. «К нам приехал руководитель французской молодёжной балетной труппы и ему нужна девочка из старших классов!» — пробежало по залам и аудиториям.
«Ну-у...Это не про меня», — подумала Вика. «Он, наверное, «звезду» ищет».
Кое-как разогревшись, она проследовала на урок по классике. Урок, во время которого маленький смуглый француз внимательно изучал глазами класс, прошел как обычно. Что происходило в это время в его французской голове так и осталось для окружающих великой загадкой, но только после урока он ткнул пальцем в Вику и сказал — «Вот эта».
Это предложение прозвучало для Вики и всех домашних как гром среди ясного неба. С одной стороны — контракт на полтора года, хорошая зарплата, жизнь в Париже и всё такое, с другой — как отпустить 17-летнюю девочку одну, неизвестно с кем, на целый год? Но после недолгих колебаний было решено, что такой шанс предоставляется только раз в жизни, и было бы просто глупо им не воспользоваться.
Взяв академический отпуск и оформив все необходимые документы, Вика отправилась «покорять Европу»...
Новая жизнь принесла новые радости и новые впечатления. Самым большим из них было поселение в небольшую квартиру, которая оказалась в десяти минутах ходьбы от знаменитого Нотр-Дама.
Как выяснилось, в труппе были собраны ребята из разных стран — Канады, Польши, Франции, Японии и даже Кубы. Все они были довольно талантливы и Вика сразу почувствовала, что ей небходимо подтянуть профессиональную планку, чтобы «соответствовать». Через четыре месяца работы она стала довольно сносно изъясняться по-французски (т.к. французы упорно делали вид, что не понимают ни слова по-английски).
Ей было интересно осваивать новые, не классические формы танца. Через несколько месяцев изнуряющих репетиций у труппы сформировалась довольно интересная программа, с которой они объездили, без преувеличения, пол-мира. Германия, Китай, Аргентина, Гон-Конг, Карибские острова, не говоря уже о престижных сценах в самой Франции.
Самой близкой подругой стала девочка-полька, родственная славянская душа, вместе с Викой скорбящяя о развале Союза и старых «спокойных» временах.
Вика довольно часто писала домой. Её письма вызывали в Лене двоякое чувство — с одной стороны было очевидно, что сестра занимается любимым делом и живёт интересной жизнью, с другой — слишком явно прослеживалась безотчётная тоска и душевный (или духовный?!) конфликт.
Особенно торнуло письмо, где Вика описывала как провела Пасху в церкви на старом русском кладбище, среди «антикварныех», ещё тех, русских старичков и старушек, благоговейно внимающих церковному пению.
Несколько раз Вика приезжала домой на каникулы, да и Лене удалось однажды проведать её в Париже между гастролями. Но что-то разладилось между сёстрами. Лена стала замечать, что в Вике появились новые, какие-то «западные», несвойственые ей, черточки характера. Видимо это мучило и саму Вику, потому что она становилась всё более нервной и замкнутой. Общих интересов и тем для разговоров становилось всё меньше. Ленин неофитский пыл, с которым она пыталась донести до сестры Благую Весть, вызывал обратную реакцию и даже раздражение.
«Видимо, в самом скором времени пути наши оканчательно разойдутся», — с тоской думала Лена, глядя на сестру.
Но у Господа, как оказалось, действительно на всё свои «времена и сроки»... Вышел срок и Викиному контракту.
Нужно было или продлевать его, или возвращаться домой, чтобы закончить училище и получить диплом.
Очень не хотелось расставаться с новыми друзьями и парижской жизнью. Но здравый смысл, к счастью, победил, и было решено, что лучше всё же синица в руке, чем журавль в небе...
Отстав от своего старого класса на год, Вике пришлось заканчивать учёбу с новыми однокурсниками.
Первые месяцы после возвращения были настолько тяжёлыми, что она стала впадать в уныние. Может быть поэтому, когда мама (к тому времени воцерковившаяся) предложила пойти с ней в воскресенье на службу в соседний монастырь, Вика, неожиданно для себя самой, с радостью согласилась.
Казалось, что служба будет длиться вечно... Смысл происходящего был непонятен и Вика несколько раз выходила из переполненного храма «вдохнуть свежего воздуха». Как бы там ни было, но после исповеди у молодого священника она явно почувствовала себя гораздо лучше. А вскоре, посещение монастырских служб стало приносить такое душевное облегчение, что Вика даже перестала тяготиться их длительностью.
Имея возможность читать духовную литературу, которую старшая сестра присылала из Москвы, Вика постепенно начала открывать для себя новый мир. Как же отличался он от того мира, которым она себя окружила, и которому с детства посвятила все свои физические и душевные силы!
Сознание полного несоответствия того, чем она занималась, Евангельской Правде, всё больше тревожило её совесть. «Искусство Иродиады» (так Вика окрестила про себя свою профессию) стало приносить всё меньше удовлетворения.
Год учёбы прошел незаметно, и после пышного выпускного вечера в Оперном театре, Вика получила направление на конкурс в Варну, после которого нужно было окончательно определяться с «рабочим местом».
— Батюшка, что же мне делать? — робко спросила Вика у своего духовника на очередной исповеди. — Неужели идти работать в театр по распределению? И что делать с этим конкурсом в Варне?
— В театр тебе ни в коем случае нельзя. И вообще, Виктория, у меня насчёт тебя свои планы...
— Какие планы, батюшка? — Вика испуганно посмотрела на о.Николая. — Только не отправляйте меня, пожалуйста , в монастырь!
— Ну, в монастырь тебе, пожалуй, рановато — усмехнулся о.Николай — Но есть у меня один знакомый семинарист, который скоро заканчивает семинарию и ищет спутницу жизни...
Такого «предложения» Вика представить себе не могла.
— Я — «матушка»?!!!
— А почему нет? — о.Николай невозмутимо улыбался.
— Не знаю...— Вике вдруг показалось, что всё это происходит не с ней. — Только обещайте, что не будете меня заставлять, если он мне не понравится.
— Нет, никто тебя заставлять не собирается.
Недели через две после этого разговора случилось невероятное. Во время репетиции, на ровном месте Вика подвернула ногу. Повреждение оказалось настолько серьёзным, что о кункурсе в Варне можно было забыть.
«Ну что ж, может мне действительно суждено стать матушкой?» — не без горькой иронии подумала Вика.
Вскоре состоялись «смотрины». Погожим летним днём о.Николай привёл в их дом своего тёзку — семинариста Колю.
Начитавшись духовных книг и насмотревшись картинок, Вика почему-то ожидала увидеть благообразного юношу с окладистой бородой. Но «жених» оказался весьма непримечательным — невысокого роста, безбородый, и даже безусый.
«Вот э-тот...» — разочарованно протянула про себя Вика.
«Вот э-та... — также подумал про себя Коля. — «Словно палку проглотила. Надо же, какая гордая осанка. Нет, эта вряд ли станет когда-нибудь матушкой».
На том и порешили. В театр Вика работать всё-таки не пошла, а стала подрабатывать экскурсоводом в Лавре. Здесь и пригодилось знание двух иностранных языков. Быстро освоив необходимую литературу, уже через месяц Вика бойко водила обалдевших иностранцев по пещерам. Они никак не могли поверить, что мощи преподобных отцов никто не бальзамирует и всё выспрашивали у Вики «секрет» их сохранности.
Так как семинария находилась на территории Лавры, то Вика часто стала встречать Колю. Они обычно очень доброжелательно приветствовали друг друга, обменивались несколькими словами, шутили (часто по поводу своих неудавшихся смотрин), и очень скоро Вика стала замечать , что встречи их становятся всё менее «случайными». Несколько раз Коля подвёз Вику домой на своём стареньком «запорожце», потом вдруг предложил съездить в лес за грибами, словом, через какое-то время они по-настоящему подружились.
— А знаешь, Коля очень интересный собеседник, он мне столько всего рассказал, — сказала Вика однажды приехавшей в отпуск сестре. — А завтра опять предложил поехать в лес за грибами...
Лена ничего не ответила, только загадочно улыбнулась. Она уже давно чувствовала, что просто так эта «грибная эпопея» не кончится.
* * *
— Ты что, Коля, с ума сошёл? Канонов не знаешь? Какая балерина? — о.Михаил, потомственный священник, прошедший всю войну, не ожидал услышать от своего духовного чада такого вопроса. — А если тебя в деревню пошлют служить, что она будет там делать?
— Батюшка, ну Вы хоть взгляните на неё. Она здесь, за дверью, — уже без всякой надежды на разрешение жениться пробормотал Коля.
— Ну давай... — нехотя протянул о.Михаил.
Каким образом удалось Вике очаровать строгого о.Михаила неизвестно, но только через месяц после этого разговора эти два «победителя» — раба Божья Ника и раб Божий Николай — обвенчались.
А спустя три месяца после венчания сестры, Лена тоже вышла замуж за выпускника духовной академии, который был свидетелем на свадьбе со стороны жениха.
* * *
О. Николая, действительно, назначили настоятелем храма в небольшом посёлке под Киевом. Да ещё поручили духовное окормление нескольких тюрем.
Балетная закалка и привычка к физическим нагрузкам очень пригодились матушке Нике на новом месте. Ведь на плечах большое хозяйство — частный дом, огород, дети. За неполных семь лет брака Господь дал им пятерых деток — погодок.
Все балетные подружки по училищу долго не могли успокоиться, и до сих пор приезжают посмотреть на это «чудо».
— Вика, ну признайся, ну неужели ни чуточки не жалеешь, что всё бросила и уехала в эту глушь, — часто спрашивают они.
— Не-а, ни чуточки. А вот вас я от души жалею, бедные вы, бедные, — вздыхает Вика.
А Лена стала замечать, что, чем больше у сестры рождается детей, тем...моложе она становиться! Когда ходила беременной третьим ребёнком — выглядела лет на пятнадцать, даже как-то неудобно становилось под недоуменными взглядами окружающих. А когда носила пятого — был такой курьёзный случай. Лена с мужем провожали беременную Вику.
— Вы, смотрите, берегите девушку — она мать-героиня, — серьёзно сказал Ленин муж проводнице, подсаживая Вику в вагон.
— Ой, так я Вам и поверила, — хихикнула она. — Это ж которого она ждёт — второго?
— Нет, пятого — невозмутимо ответил муж.
Никогда Лена не забудет выражения лица этой проводницы.
— Нет, Вы пра-авду скажи-и-те, — поезд уже тронулся, а проводница всё кричала, стоя на подножке.
Пришлось мужу осенить себя крестным знамением, а то бы она, наверное, выпала из вагона.
Но несмотря на столь юную внешность, в Вике появилась какая-то удивительная мудрость. Словно не было всех этих «балетных» лет, и из маленькой серьёзной девочки она сразу превратилась в «матушку».
А Лена каждый раз вздрагивает, когда её маленькие племянники называют сестру «мамой», ведь в своих снах она до сих пор видит её маленькой девочкой с беленькими кудряшками, расхаживающей на пуантах...
Елена Коломенская, г.Москва
Для меня наша с мужем история и мое обращение в православную веру началось с приезда в Калугу очередного протестантского проповедника. Беседы с калужанами пастор проводил на английском языке. Я тогда училась в лицее и была приглашена ребятами из параллельной группы на «бесплатное обучение разговорному английскому». Три недели я мучалась сомнениями, но поняла, что не нужен мне разговорный английский, и пошла на лекцию в православную воскресную школу для взрослых, &madsh; еще не понимая, зачем мне это нужно. Я увидела лица искренне верующих людей, увидела как они молятся Богу перед и после занятия и именно эти наблюдения, а не сами лекции, убедили меня первый раз сознательно пойти в Храм.
У моей подруги Лены брат оказался православным, да не просто, а с огромной библиотекой святоотеческих писаний, учебной литературы по богословию и т.д. Около полугода я брала у него книги.
Мои родители по современным меркам были очень строги со мной. Я считала себя достаточно взрослой (восемнадцать лет все-таки), чтобы ходить на вечерние службы в храм, но была осень, темнело рано и родители мне это запретили. Понадобился провожатый и опять очень кстати оказался подружкин православный брат. Родители мои сочли его человеком достаточно серьезным для вечерних провожаний, а Саша с радостью согласился. Следующие полгода мы с вечерних служб, а потом и с утренних, сначала до троллейбусной остановки, а потом и до моего дома ходили вместе. Но наступила весна, каждый вечер становился светлее и светлее и мы с ужасом думали, что же делать (объясниться духу не хватало). Наконец одним светлым-пресветлым вечером в пятое воскресенье Великого поста Саша решился. Со службы пришлось идти пешком &madsh; так много надо было друг другу рассказать. Уже через две недели мырешили объявить родным и близким о том, что мы поженимся. Когда-нибудь. Сроков мы не устанавливали, &madsh; будет квартира, работа (мы в то время оба учились) &madsh; тогда и будем думать. Началась чудесная пора жениховства. Мы почти всегда были вместе в храме, обедали и ужинали по очереди у разных родителей, очень много гуляли по Калуге и несмотря на это писали друг другу письма. Что не сразу объяснишь в словах, то легко можно описать на бумаге, -думали мы. Но истинной причиной была, конечно, наша стеснительность. А мы с Сашей решили, что должны быть искренни , учились открывать душу друг другу, учились просить прощения и прощать недостатки будущего супруга.
3 октября 1999 года была наша свадьба. Еще один особенно лучезарный день в нашей жизни, который мы так любим теперь вспоминать. А потом начались будни, трудности, которые необходимы для всякого, желающего спасения.
Быт наш, с Божьей помощью, устроился; к характеру друг друга мы отчасти привыкли еще до свадьбы. Пылкая влюбленность со временем проходит, а остается то, что «никогда не перестает».
С рождением первого ребенка узнаешь о себе много нового. Оказывается, так легко по своей воле вставать в 6-7 утра и идти на службу в храм, и так тяжело, когда тебя поднимает ребенок. Начинаешь злиться на него, жаловаться мужу, малодушествовать и др. и др. Унывала я долго, хотя муж мне очень помогал и помогает до сих пор, но никак я не могла смириться с тем, что теперь я себе не принадлежу. «Ни на секунду я не могу перестать быть мамой для своих деток»,&madsh; эта мысль сначала терзала меня, но теперь дарит большое утешение, когда Ниночка прижимается своей крохотной щечкой к моей щеке, а Федя кладет свою вихрастую голову ко мне на колено. Старшему Феде сейчас 2 года 8 месяцев, а Ниночке 1 годик 2 месяца. Мы с мужем глубоко убеждены, что семья наша должна увеличиваться.
Ирина Иванова из г.Калуга
Был ранний июльский рассвет.
Я проснулась от звуков грома, который своими раскатами снова и снова напоминал всем о жизни, продолжении жизни…
В сонной голове засуетились мысли &madsh; что-то необычное ждет меня сегодня. Но что? Рождение… Рождение нашей молодой семьи.
Я соскочила с дивана, бабушка еще спит. Что делать… Столько всего надо успеть.
С трудом дождалась открытия парикмахерской, в такое раннее дождливое утро субботы я там одна. Ах, как же жаль, что моя мама сейчас так далеко. Почти 6 тысяч километров отделяет нас…Но через 3 дня я буду рядом с ней, рядом с моими родными.
Не заметила, как пролетело время. Мы первые сегодня в Загсе. Небольшая вереница машин, родственники мужа, все такие нарядные. Мы входим в зал. Речь, музыка, поздравления и поцелуи родных.
Вот и все… 15 минут отделяет меня от той, другой жизни. Но что-то не так, какая-то пустота. Хочется крикнуть: «И это всё?» Нет чего-то очень близкого, родного, &madsh; нет Бога…
Кончился день, такой неспокойный, напряженный. Как хочется заснуть, и проснуться уже там, &madsh; в далеком городе, где ждут меня родные, зайти в храм с моим мужем и услышать истинное: «Венчается раб божий…»
Пять лет прошло с той поры.
Подрастает сынишка и с удивлением смотрит кассету, на которой над мамой и папой в храме держат венцы. Спрашивает, что делает батюшка… А батюшка речет: «Венчается раб божий…».
Александра из г.Чита
В конце апреля наконец-то даже в нашем заполярном городе начали таять снега, на деревьях набухли почки, весеннее солнце согревало и утешало, а ветер, влажный и порывистый нёс надежду Воскресения. Наступило вербное Воскресенье. В большом и довольно грязном портовом городе всё ожило: множество людей с пушистыми вербами весенними потоками устремились в храмы встречать Спасителя. Шли они в каменный Никольский собор, построенный ещё в 1980-е годы и потому оказавшийся на задворках города на улице Лесной. Шли и в небольшую белоснежную церковь Спаса Нерукотворного, возведённой всем миром недалеко от центра на огромной Прибрежной сопке.
Туда-то вместе со всеми приехали и четверо малышей со своими папой и мамой. По дороге шестилетний, голубоглазый и светловолосый, как и его отец, Толик всё рассматривал проезжающие мимо автомобили и на каждый второй кричал: «Вот военная машина!» Он искал такие, какие видел года два назад в пограничном посёлке Северный, где служил тогда его отец. Трёхлетний Мишенька большими удивленными тёмными глазами смотрел на мчащийся транспорт и повторял за старшим братиком: «Военная!» «Ты же не помнишь, какие были в Северном. Ты тогда был маленьким!»&madsh; снисходительно говорил Толик. «Помню!»-настаивал Миша. Пятилетняя Лида высматривала, когда же наконец впереди засверкают купола любимого храма. Она очень любила службу и церковное пение. «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу» &madsh; подпевала она звенящим тонким голоском. На праздник мама нарядила её в новое синее шерстяное платьице с цветами и белый платочек. А шестимесячная Анюта просто мирно спала на руках у мамы. Их отец, священник Илья, которому месяц назад исполнилось тридцать, очень высокий, широкоплечий, бородатый, с волосами постриженными в кружок и круглым, благодушным румяным лицом (теперь немного побледневшим) был тих и сосредоточен. Его большие ясные глаза временами смыкались от накопившейся за многие дни усталости. Он больше молчал и лишь по временам обращался то к своей красавице-жене, спокойной и кроткой, то к совсем юному, лет двадцати, диакону Сергию. О чём он думал в это время? Может, о том, что предстоит ещё много трудов и в храме, и дома &madsh; и слава Богу! Дай только Бог сил. Или молился про себя о детях, и, конечно, самое главное о постройке кафедрального собора Рождества Христова, главного храма города (в котором на 250 тысяч человек насчитывалось три каменных храма и двенадцать священников) и всей епархии. Когда правящий архиерей возложил это дело на молодого священника, на Прибрежной было пустынно и летом цвели заросли ярко-розового Иван-чая. Но уже через год там сиял золочёными куполами храм. Однако скольких усилий это стоило! Сколько было хождений, прошений, обещаний, обманов, отчаянья и надежд! И всегда придавали силы молитвы: свои, Владыки, родных и друзей, прихожан. Нет, никогда в жизни, а теперь и особенно не рассчитывал молчаливый отец Илья на свои скудные человеческие силы! «Если Господь не созиждет храм, напрасно трудятся строители» &madsh; вновь и вновь приходило ему на ум. Порой горько каялся он в порывах уныния и малодушия, когда хотелось махнуть на всё рукой и попроситься служить где-нибудь в уцелевшей деревянной церквушке и духовно окормлять пятерых древних старушек. Но Господь миловал, в сердце воскресали вера и упование, появлялись силы нести свой крест. Да ещё матушка ободряла и поддерживала. Она была из верующей семьи и ему, когда они познакомились, помогла воцерковиться. Из столицы, где муж с отличием окончил военный институт, молодая жена поехала вместе с ним на край света. Жили в большой бедности, старались не унывать. А уже став священником, отец Илья вместе с женой и ребятишками ютился в двух крохотных комнатушках. О своей зарплате ( а жена-то сидит с детьми) молодой священник предпочитал никому не говорить. Его бывший одноклассник, преуспевающий торговец компьютерной техникой, например, просто зашёлся бы от смеха, услышав о такой сумме. Но ведь и другие священнослужители получали только в полтора раза больше сельского библиотекаря. Просить? Но он давно уже решил обходится тем, что Бог пошлёт. «Не проси больше, чтобы не дали меньше» &madsh; иногда говорил он друзьям и духовным чадам. Но когда тот же одноклассник узнал, сколько у него при таком достатке детей, он просто покрутил пальцем у виска: «Что за люди , ненормальные что ли?»
Радовали продолжительные службы, новый храм, семья и детишки, особенно сыновья. На вопрос об их будущем отец Илья улыбался, лицо его светлело, и он по-военному твёрдо отвечал: «Они станут священниками!»
Толик &madsh; очень уж шустрым мальчишкой. Разбитый после поединка с друзьями нос, разорванная одежда, разбитые чашки, синяки у младшего братика &madsh; за всё это Толику доставалось от отца. Часто приходилось пробовать ему ремня. Но иногда охватывала его любовь к одиночеству, он уединялся, размышлял о чём-то. Любит подолгу молиться Спасителю и Божией Матери. А самый его любимый святой &madsh; угодник Николай. Очень любит слушать проповеди Владыки. Подойдёт совсем близко к солее и ловит каждое слово. А память такая цепкая, что потом пересказывает всё почти дословно. Миша другого характера. Он медлительный, неповоротливый, но здоровенький и крепкий малыш. Разговаривать начал поздно, а ходить рано. Миша очень любит возиться с Анюткой, катает её коляску.
… Вот уже на огромной Прибрежной сопке показался белый, словно воздушный храм. Вдали синели сумрачные северные воды залива. Маленький Миша сжал в ручках вербочку, глазки его с восхищением смотрели на новый храм.
Галина Сиротинская, г.Мурманск.
ВАЖНО: Все авторские матералы (статьи о воспитании, супружеских отношениях, чадородии), размещенные на этом сайте, отражают личную точку зрения автора и ни в коем случае не являются руководством к действию без благословения вашего духовника.
