Разговор с бегуном по соседней дорожке
Источник:Милосердие
Дети даны родителям не для того, чтобы родители из них что-то такое сделали, а для того, чтобы родители продолжали свой духовный путь, чтобы они менялись. Потому что дети ставят перед родителями такие задачи, которые больше никто никогда перед ними не поставит. Cвоим опытом воцерковления и воспитания делится мама семерых детей, старший преподаватель кафедры литургического богословия ПСТГУ Мария Красовицкая.
Мария Сергеевна Красовицкая родилась в 1967 году. Окончила немецкую спецшколу, в 1983 году поступила на классическое отделение филфака МГУ. С 1988 по 1992 год — м.н.с. Центрального музея древнерусской культуры и искусства им.Андрея Рублева. С 1992 года по настоящее время преподаватель литургики в ПСТГУ. В 1993 году вышла замуж. У Марии Сергеевны семеро детей (от 4 до 12 лет): пять мальчиков и две девочки. Преподаватель Закона Божия, латинского языка в гимназии «Свет», литературы — в московской Традиционной гимназии. Научные труды: Учебное пособие «Литургика» (курс лекций)
Детей нужно поразить
— Вы сами росли в верующей семье или пришли в церковь уже взрослой?
— Детство прошло в неверующей семье, а когда мне было четырнадцать лет, моя мама привела меня в церковь и я крестилась. Так что уже и отрочество, и юность были церковными. Я вообще должна сказать, что для меня ценным представляется опыт тех родителей, у которых дети выросли и вступили в христианский церковный брак. Вот тот, кто уже прошел весь путь, от младенчества до брака своего ребенка, тот только может делиться своим опытом. Даже если этот опыт он не считает полностью положительным.
Но здесь вступает в силу другое соображение. Получается, что люди, которые уже вырастили своих детей, жили в другую эпоху. В обществе был совершенно другой момент, другое состояние, другие отношения между людьми, все другое. И Церковь тоже переживала другой момент своей земной истории. И то, что действовало тогда, оказывается, уже не действует сейчас. Эпоха очень быстро меняется, а мы от нее сильно зависим, поэтому интересно, что думает бегун, который бежит с тобой по параллельной дорожке. Но его опыт еще не имеет результатов. Мне, например, очень трудно говорить о воспитании, потому что я еще никого не вырастила — у меня старшему двенадцать лет.
— И все-таки, как вам кажется, нужно ли с детьми говорить о Боге, и если нужно, то как, когда начинать и в какой форме?
— Все должно проходить, я думаю, соответственно возрасту. Когда ребенок еще совсем маленький, с ним молятся, ему показывают иконы, говорят очень простые вещи, которые ему понятны. Потом ему можно рассказать о творении, о мире. И это обязательно должно быть кратко, потому что дети лекции слушать не будут. А потом ребенок может неожиданно задать какой-то важный вопрос. Обычно это бывает в четыре-пять лет, потому что, это и психологам известно, человек в этом возрасте решает важные мировоззренческие вопросы. Например, он может спросить, Кто такой Бог, почему Его нельзя видеть, как мы узнаем, что Он от нас хочет. И к этим вопросам приготовиться, с одной стороны, невозможно, с другой стороны, на них нужно быстро и кратко ответить. Если этот вопрос упустить, то будет плохо, потому что ребенок должен найти почву под ногами, он должен получить ответ, который его удовлетворит на достаточно долгое время, очевидно, до отрочества. В отрочестве он задаст уже следующие вопросы.
Многие дети с удовольствием читают книги, например, пересказ Библии и Евангелия. Тут надо стараться найти максимально благородный вариант, потому что есть такие книги, которые пересказывают Священное Писание упрощенно и легкомысленно. Много значат иллюстрации, потому что наши дети живут в городе, и видят серое небо, серые дома мало видят красивого и очень мало видят истинной иконописи. Если приложить труд, можно найти пересказы Ветхого и Нового Завета, которые проиллюстрированы в иконописном стиле. Есть очень интересные издания, в которых использованы древние — V-VI века — римские мозаики и фрески.
Лучше всего говорить что-то к случаю. Например, к празднику сказать несколько фраз. Но это не должно быть подчинено какой-то системе, мне кажется, не должно быть такой цели — рассказать обо всем, а важно сказать именно что-то впечатляющее. Одна многодетная мама поделилась со мной советом: когда ребенок идет в храм, нужно каждый раз его чем-то поразить, что-то такое сказать о храме, о празднике, о чудесах, чтобы это его удивило. И это очень трудно, потому что быстро получается, что дети уже многое знают и ты не можешь их задеть, сказать что-то интересное. Приходится специально обдумывать. Это очень сложно — и рассказывать что-то к случаю, и всегда отвечать на вопросы. Ребенок часто задает в неудобный момент трудный вопрос. И оказывается, что ты не готов сейчас ответить для его возраста, или твой ответ его не удовлетворяет.
— А вот, например, Евангелие, не пересказ, а сам текст Евангелия детям можно читать в раннем возрасте?
— Конечно, когда Слово Божие звучит дома — это очень хорошо. Но для этого нужно найти подходящее время. В этом году у нашей семьи был такой месяц, когда мы все вместе отдыхали — папа, мама и все дети. И мы старались каждый день после краткого общего правила прочесть зачало из Евангелия. Когда я потом вспоминала, какой был самый поразительный момент из всего этого месяца, то поняла, что это был момент, когда звучало Евангелие. Это действительно голос Христа, и надо давать возможность Ему звучать. Хорошо, когда по этому чтению потом возникают какие-то вопросы и рассуждения.
— Вы говорите, что нужно быть готовым уметь ответить ребенку на вопросы. А что главное должно быть в ответе, чтобы ребенок воспринял это?
— Мне кажется, взрослый находится сам в движении, он же не стоит на месте; остановка — это смерть. Вот он сам для себя решает какие-то вопросы, переживает кризисы, сомнения или, наоборот, какие-то очень хорошие периоды, узнает что-то новое. И в том багаже, который он накапливает, обязательно найдется такой уголок, который будет соответствовать вопросам ребенка. Как отвечать ребенку, это зависит от личности взрослого и от личности ребенка, от их контакта.. Один будет отвечать очень сухо, другой, наоборот, заливаться соловьем. Какой уж ты есть, так ты и ответишь. С другой стороны, ты живешь, знакомишься со своим ребенком. Ты замечаешь, что вот на такие вещи он реагирует хорошо, а на это он реагирует плохо. И постепенно, когда ты общаешься с ребенком, становится ясно, что на него лучше действует и каких ответов он от тебя ждет. Одному лучше подложить книгу, другому журнал, третьему рассказать случай из своей жизни, ошеломить его какой-то откровенностью.
— Но обязательно любопытство ребенка нужно удовлетворить?
— Конечно, детские вопросы — это очень важный момент. Потому что это пиковый момент во внутреннем развитии ребенка. Обычно мы детям что-то навязываем, насильно всучаем какие-то знания, стараемся их заразить своими интересами, ответить на вопросы, которые у них еще не возникли. А когда он спрашивает тебя, ты встречаешься с тем, что его действительно волнует серьезно, с тем, что он уже сформулировал, решился тебе высказать. Он тебе доверяет. Это могут быть вопросы не только о вере, вообще обо всем Эти вопросы надо очень ценить. Но бывает, что на это нет времени. И это очень жалко и опасно, потому что такой момент встречи душ, может быть, не скоро повторится.
— Если ребенок с детства ходит в храм, переживает ли свою веру, как вам кажется? Или он живет в ней, как в воздухе, он же не замечает воздуха, не задумывается о его составе.
— Я думаю, он свою веру переживает. Во-первых, сравнивая свою жизнь с жизнью других людей. Очень рано возникает вопрос, почему не все идут в храм. Даже если ребенок не имеет неверующих родственников, он все равно встречается в своей жизни с другим отношением к вере и к Церкви. И это первый клубок вопросов, которые он должен для себя решить. Оказывается есть люди, которые любят его и которых он любит, но Церковь им не нужна. Как ему к этому относиться?
— А что можно ответить на этот вопрос?
— Я думаю, когда ребенок задает такой вопрос, не надо на него вываливать сразу всю философию, все диалектичность этого вопроса. Нужно говорить по теме, но очень кратко. Например, один раз можно сказать так: «Вот мы считаем себя верующими, но по-настоящему то мы Христа не знаем, ведь есть признаки учеников Христа, разве они к нам подходят? Значит, мы еще не достигли конца, мы находимся в пути. Также и твой неверующий родственник, он находится на каком-то этапе пути. И он может за очень короткое время оказаться впереди тебя. И такие случаи известны». А в другой раз можно сказать: «Так мы же можем ему помочь, если он увидит красоту в нашей жизни». А в третий раз: «Знаешь, человек свободен, и ты тоже свободен. И на призыв Бога каждый даст свой ответ».
А потом, конечно, наступает отроческий период, лет с двенадцати, когда все, что было раньше несомненным, подвергается сомнению. Мне приходилось слышать такую фразу — ну, я же не могу верить только потому, что мне так сказали. То есть человек хочет иметь свой личный религиозный опыт.
Усилия родителей — еще не все
— Если ребенок переживает период отрицаний и сомнений, родители, наверное, начинают думать, что они что-то сделали не так. Это вина родителей?
— Это, на самом деле, очень таинственно. Вот мама и папа — православные люди, и от них закономерно ждут того, чтобы они воспитали церковных людей. И у них для этого есть возможность, помощь, силы. Значит, если что-то плохо, то это они виноваты. А если хорошо, то что же, это их заслуга? Оказывается, что тот, кто вырастил христиан, глубоко церковных людей, никогда не скажет, что «это я сделал». Оказывается, что чем больший путь проходит родитель, тем больше он подвергает сомнению свои взгляды, он в себе не так уж и уверен. И когда человек проходит путь до конца, он говорит: «ребенок у меня благополучный, слава Богу, спасибо духовнику, и вообще это чудо, потому что мои усилия были несоразмерны с этим результатом».
Сейчас Церковь живет очень активной жизнью, и в самом пике своего служения, у которого уже видны результаты, находятся те люди, которых никто не растил в Церкви, которые не были христианами по воспитанию и с детства. Оказывается, что наша Церковь наполнилась христианами, которых специально никто так не растил. Как же тут понять роль их родителей? И получается, что решающий диалог происходит не между родителем и ребенком, а между человеком и Богом, между душой и Господом, Который может призвать из любого состояния.
— То есть роль родителей не так уж велика?
— Роль родителей очень велика, но не абсолютна. Нам известны случаи, и в новейшей истории Церкви, когда святой человек имел неверующих детей. Например, святитель Лука. У него были неверующие дети. Причем его младший сын даже отрекся от отца для того, чтобы учиться в институте. При этом он приходил к отцу обедать, иначе бы он умер от голода. Были в Церкви новомученики, у которых дети были гонителями Церкви.
— Может быть, родителям не ставить такую цель — вырастить именно верующего человека, а положиться на Бога в этом вопросе? Просто растить ребенка, давая ему все максимально. И тогда родителям станет сразу легче жить, им не надо будет все время думать: как бы мой ребенок не отошел от Церкви, как бы он не перестал ходить в храм.
— Я думаю, что это не так. Как во всяком деле, усилия зависят от нас, а успех от Бога. Конечно, родительское сердце не может не болеть за своего ребенка. Воспитание — это не то, что тебе дали задание и ты его выполняешь на оценку. Ты этим живешь и действительно стараешься делать все, что можешь, хотя и чувствуешь свое несовершенство. Но оказывается, что твое усилие — это еще не все. И получается, что на этом пути ты познаешь свою немощь и милость Божию, и оказывается, что крепкая надежда — это Господь, а не твои какие-то умные слова, мысли и усилия.
Неподвижность — это пытка
— Расскажите, пожалуйста, про ваш опыт посещения храма.
— У меня опыт не окончательный, его нельзя пока что оценить. Просто есть какой-то поиск, попытка найти нужное именно этому ребенку именно на этом этапе развития. С младенцем не возникает никаких вопросов, пока он молчит и спит на руках. Потом наступает возраст, когда он может мешать другим людям в храме. Дети имеют разный темперамент и разные возможности стоять на службе Есть удивительные стойкие дети, которые в четырехлетнем возрасте могут следить за службой по книгам. Нужно просто очень хорошо понять своего ребенка, потому что вообще-то для ребенка неподвижность — это пытка. Взрослые часто хотят посидеть, полежать, а дети хотят бегать. Это связано с их физиологией. Поэтому устраивать из службы пытку нельзя. И нужно смотреть на своего ребенка — если он с легкостью выстаивает долгие службы, это великое счастье, стой с ним рядом и молись. А если он живой, вертится, можно постоять, потом во время, предположим, ектеньи, выйти из храма, никому не мешая, потом снова зайти. А есть дети, который надо просто провести к Чаше и сразу уйти.
Что касается детей постарше, лет десяти, тут нужно смотреть на все: на их интересы, на здоровье, на занятость, что у них было вчера, что будет завтра, сколько они способны выдержать, сколько времени занимает дорога до храма, как они себя ведут после той или иной частоты посещения служб. Я наблюдала в одной многодетной семье девочку, которая очень-очень, как казалось, редко ходила в храм. Ее родная сестра бывала часто. Спрашиваешь: «А где твоя сестра?» «А она дома, отдыхает». Ее родители правильно оценили ее возможности — человек был физически невыносливым. И она выросла прекрасной верующей церковной девушкой. Недавно сказала мне, что хочет учиться в таком институте, в котором ничто бы не мешало ей посещать церковь. Получается, что редко ходить в храм для нее было правильно. А как это узнать, что правильно твоему ребенку — это секрет, который родитель должен стараться разгадать.
Должен ли человек каждое воскресенье ходить в храм? Он должен знать, что это норма. Но норма не всегда совпадает с практикой. Я думаю, что это обязательно надо обсуждать с духовником, потому что он лучше чувствует и семью, и детей. Мало ли что бывает с человеком. Дети не всегда могут все высказать, бывает, они не могут рассказать о своей болезни, переутомлении, даже нервном истощении. Взрослый должен по каким-то признакам это определять. Я опять же знаю многодетную маму, которая говорит: «Иногда мы остаемся дома в воскресенье, или не все дети идут в храм. Но дома я напоминаю своим детям, что это святой день, что его нужно провести особенным образом. Да, мы не пошли в храм, но мы постараемся дома чуть-чуть побольше помолиться, чуть-чуть побольше почитать, вообще, как-то выделить этот день».
Когда в праздничный день мне хотелось бы в храм, но мы туда не попадаем, мне хочется всегда своим детям передать свою тоску по храму. Иногда я говорю: «сейчас все наши знакомые, наши братья и сестры уже приближаются к храму, сейчас священник облачается, сейчас будет возглас». Напоминаю им, чего мы сегодня лишены. Я говорю так: мы остались дома по немощи. Или по послушанию. Как по послушанию? Вот в монастыре не все же на службе, кто-то должен остаться сварить обед, а кто-то ухаживает за коровами. У нас иногда так было: я со здоровыми детьми иду в храм, а кто-то из школьников остается с малышами. Почему ты не идешь в храм? А потому что должен другое послушание сделать. Убраться дома, приготовить еду, последить за малышом. И ты тоже участвуешь в празднике, просто по-другому.
— Если ребенок просыпается утром и говорит: я не хочу идти в храм, хотя бы в воскресенье хочу поспать подольше! Что тут делать родителям?
— Бывает, если ребенок маленький, то подобные слова можно просто пропустить, потому что у них язык часто поворачивается без участия головы. Как-то можно этот вопрос замять. Бывает, что ребенок заболевает, или действительно устал, тут уж нужно смотреть на его состояние. В норме, конечно, маленькие дети с радостью идут в храм. Им просто приятно идти вместе, приятно, что их берут, и у них, конечно, еще такие чистые и прекрасные души, что они чувствуют святое. Ребенка лет десяти можно как-то вдохновить. Я знаю одну матушку, которая говорила своей дочке: «вставай, вот тебе красивое платьице, надень его, мы пойдем с тобой в храм». И такое вдохновление красивым платьем ничем плохим не кончилось, эта девочка сейчас сама стала многодетной матушкой.
Очень хорошо действует ответ, что «если ты не хочешь идти в храм, пожалуйста, оставайся и вообще, знаешь, храм — это не для всех, это только для тех, кто очень сильно это любит, кто очень сильно этого хочет. Вот мы идем с тобой по улице, и множество людей идут совершенно по другим делам. Кто-то едет на огород, кто-то в гости, кто-то на работу. И очень немного тех, кто идет в храм. Отозвались на этот зов Господа совсем немногие. Знаешь, это только для тех людей, которые к этому зову относятся серьезно, которые свою жизнь хотят именно с Христом связать, это не для всех. Если ты не хочешь, мы ни в коем случае мы тебя не заставляем». И я знаю случай, мне его рассказывал уже выросший ребенок, который как-то так и сказал своим родителям — а я не хочу идти в храм. Они сказали — хорошо, оставайся. И он остался и был дома один. И это был определенный опыт, такой опыт отрыва от всех. Важен опыт общности, важен и опыт отрыва. И потом, ребенок должен почувствовать, что он действительно свободен. Чтобы человек понял, что его не тащат на аркане, что это не какая-то обязаловка, а это то, чего можно лишиться.
Только отвечать ребенку нужно всегда по-разному, чтобы он никогда не знал заранее, что вы ему ответите, потому что если отвечать запрограммировано, то ребенок эту систему вопрос-ответ будет воспринимать, как нажатие на кнопку: нажал на эту кнопку, мама подпрыгивает. Это будет ему ужасно интересно. А он никогда не должен знать, что мама ответит. Один раз можно сказать: «ну конечно, дорогой, ты так устал, сегодня ты поспишь, а в следующее воскресенье мы пойдем вместе». В другой раз: «как, ты хочешь остаться? А как же батюшка, он выйдет из алтаря, и я пойду на исповедь, а тебя нет. Он же сразу заметит, что нет тебя». Или так: «а как же Чаша? Ведь сам Христос ждет нас, что же, мы скажем Ему »нет?« В следующий раз, например, так: »ну, как же ты не пойдешь, ведь и Саша, и Маша, и все твои одноклассники, они меня всегда спрашивают, где ты, и что я им скажу, что ты остался понежиться в постели?« А в четвертый раз можно сказать: не хочешь, и не надо. Но это, конечно, не для малышей, которым четыре, пять или семь.
— А нужно ли спрашивать ли ребенка, хочешь ты в храм или не хочешь? Или этот вопрос вообще не должен возникать?
— Я думаю, что не нужно об этом спрашивать ребенка, особенно маленького, а нужно создать такой порядок, в котором посещение храма будет естественно. Вообще дети и собаки любят твердую руку. И им легче слушаться, чем выбирать. Выбор — это, надо сказать, довольно большое мучение. Они будут этот вопрос принципиально решать в шестнадцать лет, но никак не в восемь. В норме дети до десяти лет не должны отказываться. Для них это действительно радость, им это действительно еще не могло надоесть, если их не таскали на четырехчасовые всенощные. И на них не надо взваливать никакого выбора, не свойственного для их возраста. Нужно все хорошо обдумать, самому принять решение и его объяснить ребенку. Поход в храм надо готовить с вечера. Настроить ребенка, что мы завтра едем в храм. Дать возможность ему выспаться, может быть, поплотнее поужинать, чтобы он на службе не страдал от голода. Обсудить с ним, как пройдет завтрашний день. Что будет после храма, может быть, будет что-то радостное, например, какое-то общее дело с друзьями.
А трапеза будет?
— У меня ребенок встает утром, если мы едем на службу, и обязательно спрашивает: а трапеза будет? Это для него очень важно. Получается, для него богослужение — это не главное?
— Все то, что по человечески утешает человека — общение, трапеза, гости — все это имеет право на существование, только, конечно, в определенной иерархии. Мы идем к Солнцу, от которого идут лучи, и они согревают землю. Много еще всего есть кроме Солнца, но без Солнца ничего нет.
Если мы заглянем внутрь себя, то окажется, что наше сердце — это поле битвы, как и у ребенка. Только у них все происходит открыто. Мы рассеиваемся мыслями, а они телом рассеиваются, их руки-ноги делают не то, что принято делать в храме. А у взрослого в душе, может быть, гораздо больший непорядок, просто он не виден. Не все могут удерживать высоту всегда. Мы не каждый праздник и не каждое воскресенье можем переживать с той остротой, которую бы мы желали. Очень часто, идя в храм, мы думаем и говорим о суетном, но при этом не отступаем и не отказываемся от своей веры. Я замечала, что очень праведные люди часто говорят о самых простых вещах, о быте, об обстоятельствах, о своих планах. Это не отменяет той глубины, в которой живет душа. На самом деле, это еще вопрос, сколько можно говорить о самом главном и как, и кому. Потому что для родителей тоже наступает предел их безоговорочного влияния. Они должны использовать свое время, а лет с двенадцати ребенок должен это от кого-то другого это услышать. От сверстников, от какого-то старшего друга, от учителя. И ему это окажется важнее, чем от родителей. Нужно стараться не доводить до того, чтобы серьезные разговоры стали скучными, превратились в жвачку. А как? А с ребенком можно и другим чем-то очень интересным заниматься.
— Если не в четыре, а в двенадцать, пятнадцать лет ребенок говорит: я не пойду сегодня в храм. Это значит, что он утрачивает веру?
— Я думаю, что нет. Человек только учится жить в этом мире, и он еще не знает отдаленных последствий своих слов. И я думаю, что не стоит приписывать этому такого серьезного значения, более серьезного, чем можно ожидать в этом возрасте. Не нужно лишать его своего расположения. Придя домой после службы, если он оставался один, не относиться к нему, как к вероотступнику. Не казнить его за это, не карать. Надо обязательно посоветоваться с духовником, который знает родителей и знает ребенка. Он определит линию, какую нужно вести именно этим людям. Нельзя запрограммировать, что когда кому сказать. Каждый скажет, как это естественно для него, как он может. Победить здесь, на самом деле, можно только добром.
Как молиться, как поститься?
— У Вас дети разного возраста, как Вы с ними молитесь? Все вместе?
— Я молюсь с детьми очень кратко. Раньше у нас была общая утренняя молитва, это было естественно, когда было много дошкольников. А сейчас удается сделать общую вечернюю молитву, потому что стало больше школьников. Я сделала такую выборку из вечернего правила, мы что-то читаем, что-то поем. В основном читают дети, это занимает две-три странички. Получается так, что приходится учитывать не каждого в отдельности, может быть, кто-то мог бы уже и целое правило читать, а что-то такое среднее, старшим ниже их возможностей.
— Вы каждый вечер читаете это правило?
— Мы боремся за то, чтобы это было каждый вечер. Но если по каким-либо причинам эта общая молитва невозможна, то я напоминаю детям, чтобы они помолились сами. Им, конечно, легче вместе молиться. Люди друг другу все-таки как-то помогают.
— Теперь вопрос о посте. В чем особенность детского поста и как его объяснить ребенку?
— Пост объяснить очень легко через фигуру постового, который стоит на посту. Это время мобилизации. А на посту нельзя многого. Можно даже рассказать про воинский устав, чего не должен делать часовой на посту. Это очень интересно. А мера поста должна учитывать и медицинские соображения, и рекомендации духовника. О еде надо очень хорошо заботиться, чтобы ребенок был сыт. Особенно это касается мальчиков в отроческом возрасте — они очень быстро растут и прямо реально мучаются в дни поста. Это такой возраст, когда нужно помочь человеку наесться. Давать постную пищу, но сытную. Я думаю, должна быть разная строгость постов. Во время Великого поста можно исключить развлечения, а вот во время других постов должна быть или другая мера, или какой-то другой вид ограничений. Иначе получается, что двести пятьдесят дней в году нельзя очень многого, чего хотят дети. И тогда ребенок скажет, что в Православии ничего нельзя, потому что все время пост. Поэтому пост должен быть как идея объяснен, а его воплощение должно быть индивидуальным. У меня на этот счет был замечательный случай, когда я и моя многодетная подруга одновременно, практически, спросили духовника, как поститься нашим детям. И я получила ответ — помягче. А подруга моя многодетная, у которой столько же детей, получила такой ответ — построже. Один и тот же духовник сказал так людям, находящимся в абсолютно одинаковой ситуации. Чем он руководствовался, я не знаю, но это вопрос индивидуальный.
Благочестие на экспорт
— Чувство благоговения у ребенка, оно воспитывается или оно врожденное?
— Мне кажется, это воспитывается в семье, передается от папы и мамы, недостаток или изъян в этой области открывает изъян семейной жизни, открывает сложности отношений взрослых. Что есть, то есть у папы и у мамы. Если ты видишь, что с этим плохо у детей, значит, ищи корень в себе.
— А вот такой пример — я часто сама забываю даже помолиться перед едой, а с детьми всегда об этом помню. Лицемерие какое-то получается. Мама для детей такая благочестивая, перед едой всегда молится. А без детей может и забыть. Как вот вы расцениваете — что это, лицемерие? Или это старание мамы для детей, она вспоминает через детей и о Боге?
— Мне кажется, это хорошо. Дети помогают вам стать лучше. А еще такие наши слабости помогают нам их понять. Если бы у нас не было этих слабостей, то мы бы и их не понимали. Оказывается, и ты можешь быть не таким, как хотелось бы. А то, что дети нас подстегивают, это хорошо.
— Вообще какова мера приобщения к родительской вере? До какого возраста тянуть ребенка за собой, а когда отпустить?
— Это произойдет естественно, мне кажется. До двенадцати лет у детей очень большое доверие к своим родителям, они очень сильно их любят. А потом они, мне кажется, не то, что их разлюбят, а они ищут, в хорошем смысле, новой любви. Им нужны друзья, им нужен старший друг, им нужен особенный контакт с духовником. Что значит «тянуть за собой»? Он сам отойдет в сторону. Сам повзрослеет, сам встретится со своими собственными трудностями, это произойдет совершенно естественно. В год мы ребеночка одеваем, в два он одевается сам, в пять-шесть лет он может захотеть сам что-то надеть, и мы можем с ним это обсуждать, а в четырнадцать он сам оденется и пойдет, и будет такая ситуация, что вы будете протягивать шарф и просить его надеть, а он уже ушел, или надел его, а вышел из подъезда и снял. И вы ничего здесь не сможете изменить. А в следующий раз он замерзнет и сам наденет шарф.
— Многим родителям хочется, чтобы дети действительно были в Церкви, и они всячески стараются. Как тут не перегнуть палку, не навредить ребенку?
— Это должны говорить родители, у которых есть законченный положительный опыт. Но мне кажется, главное — чтобы сам взрослый был искренним. Чтобы его вера была не только «на экспорт», а чтобы это была просто жизнь его души, некий поток, и если он живой, то ребенок не может этого не почувствовать. А дальше уже можно нанизывать много всего. Очень важен наш истинный интерес к интересам ребенка. Получается так иногда: о том, что интересует тебя, ты говоришь заинтересованно, а если он говорит о своей детской чепухе, ты не проявляешь внимания — так не должно быть. Он должен чувствовать внимание к своим интересам. Тогда он будет и твои слова воспринимать как-то более уважительно. Не перегнуть палку… Если это живая жизнь, как можно в ней перегнуть палку?
Единственная правда
— Но родители ведь тоже люди грешные. И они далеко не всегда соответствуют христианскому идеалу. Родитель бывает часто далеко не в лучшем состоянии. Но не показывать же себя детям совсем в полной немощи, бывает, что человек молиться перестает даже, или долго не причащается по разным причинам. Как взрослым себя вести, когда бывает тяжелый период? Проявлять внешнее благочестие из воспитательных целей?
— Мне кажется, совершенно ясно, что ничего напоказ делать не нужно, и не надо никогда из себя изображать то, чем ты не являешься.
Вообще-то дети себя хорошо ведут, когда мама в хорошем настроении. Поэтому, как это ни удивительно, я сделала такой для себя вывод, что мама должна очень сильно о себе заботиться, если она растит детей. Что это значит? Во-первых, она должна заботиться о своем духовном состоянии, если у нее что-то нарушается, она должна скорее исповедаться и причаститься, поговорить с духовником. Она не должна допускать того, чтобы находиться в какой-то яме длительное время. Теперь это важно не только для нее. Во-вторых, она должна быть в хорошем душевном настроении. Она должна читать интересные книги, смотреть интересные фильмы, общаться со своими друзьями. Да, это ограничено по времени. Но этому нужно уделить время, и это не против детей, а для детей, потому что теперь, когда ты мама, все, что ты делаешь для себя, это и для твоих детей тоже. Конечно, если дети в развале, а мама часами беседует по телефону, это плохо. Или если она уходит от детей на какое-то развлечение, когда им совсем-совсем трудно и они одни, это тоже не допустимо. Но все же она должна суметь о себе позаботиться, чтобы быть в хорошем виде.
Бывает, в жизни человеку приходится пережить тяжелейшие испытания. И не нужно думать, что отрицательные события в твоей жизни — это однозначно минус для твоих детей. Надо стараться как-то искренне и честно это пройти. Я знаю одну верующую женщину, которая пережила тяжелейшие события: развал брака, предательское поведение мужа, уход за престарелыми родителями, возможность нового церковного брака, сомнения в том, что это возможно, разрешение духовника, приемную дочку с совсем непростым характером, отношения между родной дочкой и приемной дочкой. И на всех этапах этого пути рядом была ее дочь. Казалось бы, у нее было очень тяжелое детство, но она прошла все это вместе со своей мамой и выросла очень хорошим человеком. Оказывается, эти трудности, эти сомнения, которые ее мама прошла честно, искренне, с открытым забралом, в каждый момент думая — «верна ли я Господу, что я сейчас должна делать?», принесли девочке огромную пользу. Она наблюдала не тишь и гладь, она наблюдала борьбу, которая является единственной правдой в нашей церковной жизни. Дети не должны думать, что здесь все просто, лучезарно и в розовом свете. Она видела борьбу и вышла из этого тяжелого детства очень хорошим человеком. Поэтому все то, что мы переживаем, это теперь не только наше достояние, а достояние наших детей. Конечно, мы не застрахованы от срывов, которые, бывают, приносят вред ребенку. Но бывает, что неожиданно и пользу. Потому что дети очень ценят, когда родители искренни. Конечно, я завидую людям, которые могут всегда держать себя в руках. Но если ты возмущен, если тебе больно, если ты плачешь, это не обязательно скрывать от своих детей. Им очень важно увидеть, что ты настоящий, живой, что ты страдаешь.
Я думаю, что человек взрослый имеет право на какую-то амплитуду колебаний, у него иногда есть настроение очень сильно помолиться, а иногда он рухнет в постель и только скажет «Господи, помилуй». И дети имеют право это видеть. И это для них тоже определенный опыт жизни живого человека. Детей на самом деле не обманешь. Уж что ты есть, то есть. Изобразить из себя больше, чем ты есть, невозможно. Они тебя раскусят. Мы все время забываем, что дети не дураки. Часто, потому что у них чистая душа, они считывают такой слой, который ты, кажется, надежно прикрыл.
Дети даны родителям не для того, чтобы родители из них что-то такое сделали, а для того, чтобы родители продолжали свой духовный путь, чтобы они менялись. Потому что дети ставят перед родителями такие задачи, которые больше никто никогда перед ними не поставит. Ребенок может быть совершенно не таким, как ты от него ждешь. И тебе придется смириться с тем, что он не получит высшего образования, или не будет ученым, или будет ходить в церковь не так часто, как ты это запланировал. Нужно смириться с его выбором. Дети нам даны для того, чтобы мы не закостенели и продолжали двигаться.
Беседовала Марина Нефедова
