Пасха в Быстрице
Ныне вся исполнишася света, небо
же и земля и преисподняя: да
празднует убо вся тварь восстание
Христово, в Немже утверждается.
Канон Пасхи, Песнь 3
Пасха Христова… с детства такой любимый, Светлый, радостный, самый большой Праздник, названный в каноне «праздников праздник и торжество торжеств».
Подготовка к нему начиналась Великим Постом. С начала Поста забывали все развлечения, музыкальные инструменты, на которых бабушки иногда играли в свободное время. Теперь они по вечерам пели Великопостные тропари «Покаяния отверзи ми двери Жизнодавче…» и другие песнопения, готовились к предстоящим службам. Во второй половине Поста начиналась уборка в доме. Белили стены, печь, стирали занавески, мыли окна, приводили в порядок комнаты и кухню. Уборка производилась в сенях и на улице.
Заключительная подготовка к Празднику начиналась в Великую Субботу после Литургии. Бабушки, возвратясь из храма, разделывали тесто, делали большой пирог с рыбой или повидлом, маленькие пирожки, слойки, топили русскую печь, где это все выпекалось. Куличи делали редко, поскольку это трудоемкий процесс, нужны различные специи, которые не всегда были в доме. В первые послевоенные годы не было хорошей муки, использовали муку грубого помола из пшеницы, выращенной на своем огороде, выпечка из нее получалась серой. Пасху не делали из-за недостатка времени, готовили творог со сметаной и изюмом. Для окрашивания яиц использовали чугунок или другую подходящую емкость, в которую клали яйца, луковую шелуху, заливали воду и ставили на ночь в остывающую русскую печь. К утру яйца были сварены и покрашены. Цвет их не всегда был ровным, могли быть пятна от прилипавшей шелухи. К 8 — 9 часам вечера все заканчивалось, и бабушки шли в храм.
Мои первые воспоминания о Богслужениях относятся к 1948 году, когда я впервые побывал на ночной службе. В нашем храме в то время служил иеромонах Серафим Суторихин. Отец Серафим был особый батюшка, каких теперь мало. Он совершал службу не формально, а с большим духовным подъемом, его голубые глаза сияли, они были полны слез. У него был хороший бас, он любил хоровое пение, сам обучал певчих, когда было возможно, выходил из алтаря на клирос и пел вместе с хором. В службе он был безотказным, был человеком общительным, эрудированным, с людьми, приходившими к нему, мог говорить на любые темы. Диаконом в храме служил мой крестный отец Александр.
В Великую Пятницу в 2 часа дня служили вечерню с выносом Плащаницы. При пении тропаря «Благообразный Иосиф» о. Серафим совершил вынос Плащаницы из алтаря, я и еще один мальчик шли впереди со свечами в небольших подсвечниках, стихарей на нас не было, так как по нашему росту их в храме не нашлось. Все прошли на середину храма, где Плащаница была установлена на приготовленное для нее место. После прочтения о. Серафимом канона и проповеди при пении «Приидите ублажим Иосифа Приснопамятнаго» все молящиеся стали подходить и прикладываться к Плащанице.
Пасха в том году праздновалась 2 мая, снег растаял, было сухо. Пасхальная ночь была темной, в ней было что-то таинственное, словно сама природа ждала Великого события. На втором ярусе колокольни зажгли разноцветные фонарики. В округе было около 20 деревень, приходили люди из более отдаленных мест, так как храмов было мало, поэтому наш храм был полон молящихся. Перед Плащаницей читали Деяния Святых Апостолов. Службу я стоял в алтаре. После полунощницы о. Серафим при закрытых Царских вратах и завесе запел тихим голосом стихиру «Воскресение твое Христе Спасе», при повторном, более громком пении завеса была открыта. В третий раз пение стало еще громче, когда были открыты Царские врата, запели все, вокруг храма пошел Крестный ход. По окончании Крестного хода в притворе было совершено начало утрени и впервые в этом году прозвучал тропарь Пасхи. Двери были открыты, о. Серафим при входе в храм радостно возвестил: «Христос Воскресе!» Душевная радость, в которой пребывал батюшка, в эту ночь увеличилась во много раз. Радость Воскресения Христова он нес постоянно на протяжении всей своей жизни. В Пасхальную ночь он щедро раздавал эту радость всем. Когда он приветствовал: «Христос Воскресе!», все молящиеся с верой в происшедшее отвечали своему дорогому пастырю: «Воистину Воскресе!» В начале утрени пришел диакон Александр, он был болен туберкулезом, служил редко, это была одна из его последних служб, все были рады его приходу. На каждой песни Пасхального канона совершалось каждение всего храма, менялось облачение на другой цвет, его комплекты были приготовлены в алтаре. В то время еще было сохранившееся старинное парчовое облачение, священнослужители быстро меняли его и выходили после ектении с очередным каждением по храму. Использовались два кадила, во время каждения готовилось второе, в то время не было заводского угля, использовали свой, который не всегда хорошо горел. Ладан тоже делали сами из еловой смолы с какими-то добавками. Отец Серафим быстро ходил по храму и совершал каждение, из-за величины храма оно занимало много времени. Хор пел канон медленно, чтобы каждая его песнь заканчивалась вместе с каждением.
В Московских храмах канон поется в быстром темпе, чтобы еще больше подчеркнуть Пасхальную радость, каждение происходит только в алтаре и на солее, из-за большого количества молящихся по храму не ходят. Каждение не связывается с пением канона и идет своим чередом. По окончании канона о. Серафим и присутствовавшие в алтаре запели умилительный ексапостиларий «Плотию уснув, яко мертв Царю и Господи», после которого вскоре следовали Стихиры Пасхи, их пел весь храм. Отец Серафим в алтаре радостно христосовался со всеми. В конце утрени он прочитал огласительное слово Святителя Иоанна Златоуста. Он читал его громко, с умилением, призывая всех прийти на пир веры, тех, кто постился от первого часа и тех, кто пришел в единонадесятый час, ничтоже сумняся, ничтоже бояся.
На Литургии Евангелие от Иоанна о. Серафим читал на греческом и латинском языках, диакон Александр читал на славянском, для сельского храма в то время это было редким явлением. Пасхальная служба закончилась
около 5 часов утра.
В том же году в храме произошли большие перемены. В начале сентября скончался диакон Александр, с этого времени не было постоянного диакона. В конце октября от нас ушел о. Серафим. По приглашению Владыки Гурия Егорова, его давнего знакомого, он уехал в Ташкентскую епархию, местом его служения стал храм Георгия Победоносца в городе Самарканде. Владыка Гурий был авторитетным архипастырем, до Ташкентской кафедры был наместником Троице-Сергиевой лавры, занимался ее восстановлением.
В начале 1950 года настоятелем храма был назначен только что рукоположенный иерей Константин Гулин, прослуживший у нас до 1982 г. Ему было 50 лет, он прошел всю войну, был серьезно ранен, в священники пошел по обету. Он имел только начальное образование, но был довольно грамотным человеком, хорошо знал славянский язык, читал без ошибок в словах и ударениях. Его проповеди были просты и понятны сельскому жителю. Он полностью сохранил устав и традиции, сложившиеся при о. Серафиме и ранее, служил с большим усердием, истово.
Во время учебы в Быстрицкой семилетней школе я не мог бывать на Пасхальных Богослужениях, так как моя мать работала учительницей. После поступления в 8-й класс средней школы пос. Торфяной я стал каждый год на Пасху ходить в свой храм, стоял на клиросе или в алтаре. Большая часть молодежи и школьников считала своим долгом пойти в эту ночь в храм и на Крестный ход. На подходах к храму учителя обеих школ устраивали засады, не пропускали школьников, но дети все равно проходили в храм, если не к началу службы, то вместе с Крестным ходом. Иногда учителя выгоняли школьников из храма даже во время Богослужения, записывали фамилии учащихся, после чего следовала их проработка в школе. Слава Богу, что наш классный руководитель С.А. Кротова доносительством не занималась, если видела кого-то из учеников, не обращала внимания, позднее в школе, ссылаясь на свое слабое зрение, говорила, что никого не видела. Считала своим долгом, находясь в храме, поставить свечу к Плащанице.
Пасхальная служба при о. Константине не претерпела никаких изменений, на каждой песни канона следовало каждение всего храма и смена облачения. Отцу Константину помогал Георгий Яковлевич Жаворонков, подавал кадило, зажигал трисвещник, они вдвоем пели в алтаре. После прочтения огласительного слова Иоанна Златоуста о. Константин читал послания Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, Вятского архипастыря и приветствие Архимандрита Серафима из Самарканда, который никогда не забывал поздравить свою бывшую паству, его поздравления всегда приходили вовремя. Евангелие на Литургии о. Константин читал на славянском языке. К концу Литургии меня клонило ко сну, который я отгонял. Служба заканчивалась в начале 6-го часа утра.
Придя домой, мы с бабушками немного разговлялись и ложились спать. Один раз, придя из храма, мы увидели, что на выпечке, разложенной на столе и закрытой сверху, спокойно спит кот, который нашел себе теплое место, но ни к чему не притронулся. Утром после отдыха разговлялись всей семьей «постившиеся и непостившиеся», ждали прихода батюшки славить. Был в то время на вятской земле прекрасный обычай, на Рождество и Пасху священник обходил свой приход и славил, с ним ходили 2 — 3 человека, один шел впереди и отмечал дома (ставил крестик на воротах), где ждали священника. Во время обхода продавались свечи, крестики.
В первый день Праздника, отдохнув после службы, славили в селе; в последующие дни — в деревнях. Обход деревень в приходе занимал около двух недель. В каждом доме, в котором принимали священника, служили краткий праздничный молебен с чтением Евангелия и поминовением о здравии всех живущих в доме. Батюшка брал с собой запасные Дары и одновременно мог исповедовать и причащать людей, не ходивших в храм по состоянию здоровья и детей. После молебна хозяева угощали всех славивших, и они шли в следующий дом. Бывая в домах, священник ближе знакомился с прихожанами, больные хотя бы два раза в год могли бывать на Богослужении и причащаться.
Праздник продолжался, родственники и знакомые ходили друг к другу в гости. Вино-водочные изделия не всегда были доступны большинству сельских жителей, работавших в колхозах за мизерную плату, поэтому на праздники они делали брагу — напиток сладкий, но коварный, неопытный человек мог ошибиться в своих возможностях. Старые люди делали деревенское пиво, очень вкусное, совсем несравнимое с тем, которое продавалось. Технология его приготовления была сложной, немногие имели необходимое оборудование и умели его делать.
Для детей основным развлечением в пасхальные дни были качели. Их устраивали во многих домах. В то время возле домов были большие крытые ограды. У ограды были одни ворота со стороны улицы, а другие в огород, в ворота могла свободно пройти лошадь с телегой. Крыша ограды была высокая, двухскатная. Качели привязывали к балке посредине ограды, брали длинную толстую доску, на которую могли сесть 5 — 6 человек. Когда качели взлетали вверх, к крыше, дух захватывало, качались с песнями. Днем качались дети, вечером их сменяли взрослые, качались с гармошкой, песнями, частушками. В 1948 году появилась песня «Одинокая гармонь», которую пели все. В нескольких местах села пожилые и молодежь плясали под гармошку.
Когда в селе Быстрице построили клуб, то в фойе плясали, а в зрительном зале танцевала молодежь. В рабочие дни Светлой седмицы мы качались в свободное время после школы, взрослые — вечером после работы. Очень часто с Пасхой совпадала весенняя распутица, разливались реки и речки, низина перед нашим домом заполнялась водой и по этому «озеру» мы катались на соседской лодке. Сохранялся тот же принцип, днем катались дети и школьники, вечером — взрослые. Праздник проходил весело, весь народ ликовал, недаром в Пасхальном каноне есть такие слова: «Веселыми ногами, Пасху хваляще вечную». Не припомню, чтобы на Пасху в селе случилось какое-то серьезное происшествие или несчастный случай, вероятно, Бог охранял людей, и они, понимая серьезность Праздника, не позволяли себе лишнего.
Хрущевское наступление на церковь и последующие годы сильно изменили традиции празднования Светлого дня. В 1960 году местные власти
в целях пожарной безопасности (в 300 метрах от храма находились скотные дворы) запретили зажигать свечи во время Крестного хода в Пасхальную ночь. Крестный ход прошел в полной темноте, а через месяц в деревне Берег сгорел свинарник с его обитателями. В том же году священникам запретили славить на Рождество и Пасху, ходить в дома больных и умирающих для причащения и напутствия, таким путем атеистические власти возводили стену между духовенством и их паствой, вся церковная жизнь ограничивалась стенами храмов. Этот «порядок» просуществовал до 1988 года.
В 70е — 80е годы в городах появился новый обычай — в первый день Пасхи посещать могилы усопших на кладбище, люди стремились куда-то пойти, где-то собраться, кроме кладбища пойти было некуда. Этот обычай противоречит церковным правилам, первый день Пасхи и Светлая седмица -
Праздник живых, Праздник победы над смертью, первое поминовение усопших во время Пасхи бывает в Радоницу.
Ликвидация «неперспективных» деревень, миграция сельских жителей, особенно молодежи, в города прервала связь поколений, нарушила традиции. В настоящее время в праздник в селе трудно услышать гармошку, обилие различных акустических средств сделало людей потребителями музыкальной продукции, они сами играть разучились.
В настоящее время мы живем в России, ушли в прошлое атеистические власти с их идеологией, церковь обрела подлинную свободу и пользуется заслуженным авторитетом у властей и народа, но порядки, установленные в прошлом, живы до настоящего времени. Давно пора нашему духовенству выйти из стен храмов и возродить традицию хождения со славой на Рождество и Пасху, стать ближе к верующим, два раза в год освящать их дома. Теперь нет множества разбросанных деревень, население сосредоточено в крупных центрах, расположенных на трактовых дорогах, у многих батюшек есть машины. Что же мешает возрождению хорошей и нужной традиции, отсутствие указаний сверху или что-то другое? Самое трагичное то, что старые больные люди, часто прикованные к постели, годами остаются без причащения, умирают, зачастую не успевая это сделать перед своей кончиной.
Дай Бог, чтобы нашлись на вятской земле священники — подвижники (какими были о. Серафим и о.Константин), которые пошли бы в дома прихожан и возродили древний обычай.
Владимир Зыкин,
